Лялька. Закон бандита

Я наспех обтерлась, надела рубашку, она все еще пахла Бэхой. Морозный аромат окутал меня приятной негой, из которой вдруг когтями выдрал голос Руслана:

– Макс, мне не до тебя.

Брат. Странно, но я совсем не помнила, как он выглядит. В ту роковую ночь уроды избили его настолько, что лицо было сплошным кровавым месивом. Как он выглядел, похож ли на Бэху?

– Даже со своей новой не познакомишь? – Черт, где я уже могла слышать этот едкий голос?

– Не сегодня.

Вероятно, Руслан не хотел по каким-то причинам представлять меня, а Машку сразу познакомил. Я запретила себе дальше развивать мысль, вероятно, у Бехтерова были на то веские причины.

– А раньше ты не прятал от меня своих девиц, – брат хмыкнул. – Не забывай, что у тебя еще одна есть, реши уж, наконец, с кем в итоге хочешь резвиться.

– Здесь нечего решать, – уверенно заявил Бэха. – Я уже давно принял решение.

Молчание длилось несколько напряженных минут, после чего заговорил Макс:

– Ладно, не буду мешать.

И снова это противное ехидство, будто неодобрение выбора Руслана, некий намек на Машку. Раздались глухие шаги, открылась дверь.

– Кстати, ты нашел девушку, которая спасла меня?

– Нет, – нагло соврал Бэха.

Я резко закрыла рот рукой, чтобы ненароком не выдать себя. Сердце гулко забилось в груди, я почувствовала себя так, будто стала случайным свидетелем не того разговора. Как это, не нашел? Он ведь пришел ко мне на следующий день… В чем дело?

– Ты, и не нашел? – брат засомневался. – Темнишь, Бэха. Ну, ладно. Ищи дальше.

Как только дверь захлопнулась, я сразу вышла из ванной. Не стала делать вид, будто секунду назад выключила душ и не слышала разговор. Рус буравил дверь комнаты, будто хотел ту испепелить. Сжал пальцы в кулак. Он даже не объяснился, с ходу потребовал:

– Хватит тянуть резину. Говори, как есть, я дико устал и не намерен вытягивать из тебя информацию клещами.

Ладно, объяснение могло и подождать. Я уселась на кровать, Бэха остался на своем прежнем месте, предпочел держаться от меня на расстоянии вытянутой руки. Он снова закрылся, как ракушка с жемчужиной. Придется приложить усилие, чтобы вновь увидеть ее сияние.

– Всей правды не знаю даже я, расскажу лишь то, чем меня кормились восемнадцать лет. Мама привела меня в дом Черных в пять лет, я смутно помню следующие два года, знаю точно, что переломный момент наступил, когда я пошла в первый класс. По дороге в школу расстреляли нашу машину, на моих глазах умерло двое охранников: водитель и второй, который закрыл собой от пули.

Бэха побледнел, в его глазах что-то промелькнуло, но оно так быстро исчезло, я не смогла разобрать ту внезапную эмоцию. Я была равнодушна к этому воспоминанию, не оно, как оказалось позже, было моим самым страшным кошмаром.

– Отчим был в ярости, я прекрасно помню всю ту злость, которую он выместил на всех своих шестерках. Он берег меня, но не от большой любви, как к ребенку его жены. Это я поняла позже, когда повзрослела. Я, как и мама, всегда были для него товаром. Ценным капиталовложением. Шавки отчима ходили за мной везде по пятам, как назойливые тени, и устраняли любого парня, который посмел бы дотронуться до меня. Я возненавидела жизнь в золотой клетке. Да, у меня было все, о чем только могли мечтать другие дети, но у них были счастливые семьи, а моя…

Я перевела дыхание. Мерзость и чернота всего происходящего в доме часто приходила ко мне в кошмарах, с мамиными криками и слезами, мольбами о пощаде. Гнусным смехом уродов, насиловавших ее.

– Отчим не стеснялся делиться женой с другими, они пользовались ей, как дешевой шлюхой, били и унижали. А мразь Черных записывал все на камеру и продавал потом втридорога, как элитное порно среди своих дружков. Мама после приползала ко мне и улыбалась через силу, но никогда не жаловалась, терпела зачем-то все унижения. Я боялась ей признаться, что обо всем давно знаю, что услышала ее отчаянные крики еще в тринадцать лет, а в четырнадцать случайно увидела, как на кухонном столе ее берут пятеро верзил.

– Хватит, – хрипло приказал Руслан.

Он присел на кровать и рывком усадил к себе на колени, стал баюкать, словно маленькую, любимую девочку. Я говорила как робот, без эмоций в голосе, но со слезами на глазах. За много лет научилась абстрагироваться от грязи, но она все равно мучила мою душу. Терзала и кромсала ее на части, будто острым осколком. Много раз винила себя, может, я могла бы как-то прекратить издевательства, должна была сделать хоть что-то, лишь бы уберечь маму. Но я была ребенком, а она защищала меня, охотно выполняя любые прихоти отчима, лишь бы мудак не засматривался на меня, чтобы даже мысли не допускал подложить под кого-то из своих партнеров ради денег и авторитета. Ночами, думая, что я сплю, она шептала, что не желает для меня такой жизни. Сама вытерпит, даже по осколкам пробежится, если понадобится, ляжет на раскаленный металл, только бы уберечь меня. И я уже тогда знала, что лучше выйду через окно на девятом этаже, но жить с моральным ублюдком не буду. Ни за что на свете.