Лям и Петрик

Возвращения Тодреса с нетерпением ждали его дружки — самые лучшие парни и девушки местечка. В былое время Тодрес хорошо пел, отлично рисовал, и, когда он мальчишкой укатил в далекий город, в местечке долго спорили, кем он станет на чужбине: знаменитым певцом или знаменитым художником. Все эти годы он никому не писал, и теперь, когда наконец вернулся, стало известно, что он хотел стать художником, но стал всего лишь маляром и нажил себе болезнь в легких. Прежний весельчак и плясун стал теперь угрюмым, пришибленным человеком.

И вот не кто иной, как мама в присутствии Тодреса стала бодриться, воздерживаться от слез и причитаний. Она изо всех сил старалась быть с ним веселой, приветливой, старалась отвлечь его от злых помыслов всякими домашними делами. Она видела, с каким уважением образованные парни и девушки прислушивались к речам Тодреса, и хотя его речей не понимала, все же безмерно гордилась его ученостью. Ей казалось, что его знания помогут ему справиться с любой опасностью. Кроме того, ей очень хотелось, чтобы в доме у богача как-нибудь дознались про ее Тодреса, — ведь у них там водятся дочки на выданье. Но как проникнуть туда? Она не могла придумать подходящего повода. Однажды она отвела Ляма в сторонку, тайком сунула ему портрет Тодреса и, смущаясь, послала его к богачу в лавку взвесить портрет.

Мама стала приглашать сватов — она все искала невесту для Тодреса. При этом она всячески восхваляла его замечательные заработки, ученость и прочие его достоинства. А что он малость нездоров, так это сущие пустяки. Она сама будет за ним ухаживать, и он поправится. Он будет здоров как бык, ему только надо жениться.

Но в минуты, когда мама, не замечая укрывшегося за занавеской Ляма, считала, что они с бабушкой одни, она принималась причитать и рвать на себе волосы:

— Она всех детей сведет в могилу! Всех до одного! Лучше самой сгореть от чахотки, чтобы не видеть этого.

Лям никак не мог понять, почему же мама так хорошо настроена, когда приходят соседи или сваты.

Мать не сидела теперь на земле у стены, как раньше. Каждый день она надевала свое субботнее платье и, ничего не слыша, думая о чем-то своем, бодро несла закутанные в полотенце горшки с обедом Тодресу на склад, куда он поступил работать.

Тодрес сидел в конторе лесного склада. Молодой хозяин взял его к себе в качестве кассира и учителя, главным образом в качестве учителя. Молодой хозяин ворочал большими делами, вел торговлю с крупными помещиками, но оставался неотесанным мужланом.

Раза два в неделю он подкатывал на бричке, запряженной парой лихих жеребцов, вваливался в контору, забирал все деньги, какие были в кассе у Тодреса, и задавал несколько вопросов насчет восьмидюймовых досок — сухи ли они? — насчет революции, спрашивал про планету Сатурн или о чем-нибудь в этом роде.

Тодрес с великим трудом, нехотя, совсем лениво прерывал свое молчание. Не успевал он, однако, и слова вымолвить, как хозяин перебивал его каким-нибудь замечанием насчет леса, хлопал по согнутой спине, затем бойко вскакивал в бричку и улетал на своей лихой паре.

Мама добывала для Тодреса все самое лучшее, самое вкусное — недоставало только птичьего молока. Она сияла от счастья, когда входила к Тодресу в конторку, отодвигала в сторону раскрытую книгу, которая обычно лежала перед ним, и принималась расставлять свои блюда: золотистый бульон с хворостом, молоденькую курочку, пирожки, компот. Весь его заработок она тратила на эту стряпню. Ставила все это перед ним и уходила: пусть останется наедине с едой, а за посудой можно потом Ляма прислать.

С какой радостью она после заглядывала в пустые горшки: дай ему бог здоровья, съел все дочиста! Правда, что-то не видать, чтобы он поправлялся. А насчет женитьбы и слушать не хочет, хотя уже меньше отнекивается.

Лям любил ходить к Тодресу за посудой, хотя тот никогда ради него не отрывался от книги. Лям садился и долго смотрел на него.

— Дай мне книжку, — попросил он однажды с бьющимся сердцем.

— А зачем тебе книжка? — добродушно прищурился Тодрес.

— Читать буду.

— Ты разве умеешь?

— Конечно.

— Поди-ка сюда!

Лям путал буквы, сбивался и с большим трудом одолел несколько слов.

Тодрес велел ему приходить каждый день и обещал с ним заниматься. Счастливый, Лям дал клятву Петрику, что он все-все будет ему пересказывать и будет с ним все «переучивать».

Но вскоре произошло событие, из-за которого все в жизни Ляма полетело кубарем. Однажды, после того как мать отнесла Тодресу еду, Лям вышел из конторки и вдруг увидел, как открылось заднее оконце и рука Тодреса выплеснула все содержимое горшка наземь. Под окошком ждала собака, она мигом вылизала весь бульон и слопала нежную, ароматную курочку. Лям чуть было не кинулся вырывать ее из собачьей пасти.

Возмущенный, вбежал он в конторку и хотел было подступиться к Тодресу, но тот встал и, вытирая рот платком, точно после сытного обеда, велел Ляму унести посуду.