Лямур, тужур и абажур

Я насторожилась: если весь институт знает, что сюда подбрасывают документы из украденных сумок, почему наша клиентка Маша обратилась к частному детективу, а не к вахтерше? Впрочем, может быть, сюда она уже обращалась?

– А вам документы Маши Галкиной не приносили? – спросила я на всякий случай.

– Не было, – уверенно ответила тетка. – Галкиной не было, точно. Вот Сорокина была, и еще Трескова…

Тут же она насторожилась и подозрительно уставилась на меня:

– А зачем тебе эта Галкина?

Тут к ней подбежала пухленькая девушка в розовом стеганом пальто и затарахтела:

– Тетя Галя, вам мои документы не подбрасывали? Курочкина я… Катя Курочкина… позавчера у меня сумку срезали около третьего корпуса… денег немного было, и сумка старая, а зачетку жалко, в зачетке одни пятерки…

– Вот твоя зачетка, – вахтерша протянула девушке синюю книжечку. – В следующий раз ушами не хлопай…

Пока растроганная Курочкина благодарила вахтершу, я проскользнула мимо ее будочки и скрылась в длинном институтском коридоре.

Спросив дорогу у какого-то благообразного старичка, я нашла деканат и возле него – щит с расписанием, из которого узнала, что группа Маши Галкиной должна сейчас находиться в двести сороковой аудитории, где им читают историю религии. Но прежде всего я решила обследовать место преступления, то есть двести восьмую аудиторию, именно там у Маши-растеряши Галкиной увели сумку.

Аудитория оказалась открыта, там никого не было. Я остановилась на пороге и огляделась. Как учил дядя Вася, первое впечатление иногда бывает самое верное, им нельзя пренебрегать. Потом глаз может замылиться и не заметить мелочей.

Я увидела небольшую комнату, три ряда парт, далеко не новых, доску и стол преподавателя. Окна были большие, почти до полу, очень грязные и без занавесок. Все понятно, сквозь такое стекло и так свет едва проходит. А мыть невозможно, поскольку они навсегда заклеены. Хоть бы студентов на субботник собрали, чтобы навели порядок в родном вузе… Подоконники, широкие и пыльные, не мыли, наверное, недели две, если не больше. Уборщица в этом университете явно не перетруждается. Вместо нормальных форточек наверху открывались фрамуги.

Я вспомнила Машины слова о том, что открываются форточки только летом, в жару. Очевидно, выбирают самого высокого парня на курсе, он забирается на подоконник и дергает за ручку.

Сей факт мне на руку, поскольку ясно, что выбросить сумку в окно никак не могли. Потому что я все же никак не могла отделаться от некоторого недоумения.

Сумка – это ведь не кошелек, его спрятал в карман и убежал. Сумка у Маши была большая, чтобы все тетрадки и учебники помещались, меньше портфеля, конечно, но достаточных размеров. Каким же образом ворюга ее вынес из аудитории? Ну конечно, все толпились возле преподавателя, но не ослепли же они в самом деле!

– Вы не меня ждете? – раздался голос от двери.

Я оглянулась и оторопела. В аудиторию вошел такой красавец, что глазам стало больно. Длинные волосы, небольшая аккуратная бородка, темные горящие глаза озаряют окружающих неземным светом… – Иисус Христос, да и только!

Одет был сей библейский персонаж в свободную блузу, какие носят художники, только у них она заляпана краской.

– А вы…

– Зоренко Геннадий Серафимович, к вашим услугам, – он белозубо улыбнулся. – Какое у вас дело?

Да, понятно теперь, что после занятий все студентки сгрудились у стола преподавателя, никак не могли с ним расстаться!

– Простите, – я сделала вид, что смутилась, – у меня никакого дела нету, просто много слышала о вас от своей подруги.

– Надеюсь, только хорошее? – Он подошел ближе и заглянул мне прямо в душу своими удивительными глазами, из чего я сделала вывод, что Геннадий Серафимович прекрасно знает о том впечатлении, которое производит на молоденьких студенток. Но я-то уже давно вышла из этого возраста!

Вы спросите, для чего мне понадобилось с ним кокетничать? Потому что на плече у господина Зоренко висела огромная полотняная торба. В такую не то что сумку, свежего покойника упрятать можно!

Тьфу, типун мне на язык, покойника нам тут еще не хватало!

Геннадий Серафимович открыл торбу и достал оттуда альбом с репродукциями, большую папку с гравюрами и еще какие-то тетрадки. Вещей в торбе не убавилось.

– Все мое ношу с собой! – усмехнулся он, перехватив мой заинтересованный взгляд.

Надо думать, мои подозрения беспочвенны, подумала я, ведь говорила же Маша, что Геннадий Серафимович все время сидел, окруженный студентами, и сумку взять никак не мог. Впрочем, Маша много чего говорила. А еще больше недоговаривала. Это мы проясним вскорости.

– Не буду вам мешать! – Я с сожалением оторвалась от созерцания неземных глаз господина Зоренко. – Всего хорошего!

– А могу я узнать, как вас зовут? – Он подался ко мне, стремясь удержать, но задел папку, и рисунки высыпались на пол. Там были фрагменты старых зданий, замков и крепостей. Пока Геннадий Серафимович их собирал, я улизнула.