Лиарха

После этого я окатила его океанской водичкой: дело было летом и было тепло, а он — когда пришел в себя после такого, реально шлепнул меня по пятой точке хлыстиком из камушков. Потом мы гонялись друг за другом по берегу, целовались и смеялись, как сумасшедшие.

А на следующий день мы объявили всем нашу новость.

— И как? Вартасу понравилась история? — поинтересовалась я.

— Вообще-то я ее ему не рассказывал. Я просто сказал, что ты ляпнула глупость.

— Как благородно с твоей стороны!

— Именно так. Я вообще почти никому об этом не рассказывал.

— Что значит — почти?

— Только Тай.

Я фыркнула.

С нашей младшей у Лайтнера сложились донельзя доверительные отношения. Правда, сейчас, когда она стремительно начинала взрослеть, Тай перестала так часто бывать у нас. Все больше встречалась со сверстниками, не слушалась никого, кроме Лэйс, а с семейных сборищ норовила побыстрее сбежать. Как, впрочем, и Митри с Джуборо. Этих двоих вообще не стоило сажать за один стол, потому что если они за что-то цеплялись, обед становился потерянным. Мы слушали их взаимный сарказм на протяжении всего времени, а Тай как-то откомментировала:

— Это как если бы Лайтнер встречался с Лэйс.

Поперхнулся при этом почему-то Вартас, но цеплять эти двое друг друга не перестали.

Что касается Вартаса, он не терял надежды сделать Лэйс своей женой, особенно активизировался после того, как Кьяна и Хар объявили о своей помолвке. Что же, мне оставалось только надеяться, что однажды Лэйс оттает, потому что Вартас делал для нее все.

Помимо своей основной работы — центра по продаже эйрлатов и водных эйрлатов, школы обучения вар-до, он умудрялся помогать ей. Поддерживал ее во всем, а в квартире, которую нам когда-то выдал рейн, теперь остались только совершеннолетняя Митри и Тай. Сестренки явно балдели от таких просторов, что касается Вартаса, он тоже подарил Лэйс новый дом. Правда, у моря. С той стороны, где когда-то жили мы, и теперь они обитали там.

— Не ревнуй, — Лайтнер коснулся губами моего виска. — Тай недавно выдала, что я ей как отец, после чего я восстанавливал собственную самооценку пять дней.

Я рассмеялась.

— Ты все так точно рассчитал?

— Может быть, шесть, — по голосу было понятно, что он улыбается.

Но я все-таки запрокинула голову, чтобы посмотреть на него. Чтобы увидеть улыбку своего любимого мужчины.

— В таком случае даже не знаю, как ты воспримешь следующую новость.

Улыбка пропала. На мгновение. Чтобы смениться новой, совершенно иной.

Глубоким пониманием в его глазах. Нежностью. Чем-то непознанным.

Лайтнер смотрел на меня, и даже одного этого взгляда для меня было достаточно. Одного только взгляда, протянувшегося между нами: короткого, как вздох, и долгого, как бесконечность.

На берег набежала волна, разбилась, окатив нас прохладой освежающих брызг, а он наклонился и снова коснулся моих губ. Не знаю, как так получалось, но наши поцелуи всегда были солеными. Всегда, с самого начала, и даже когда мы целовались не на берегу, я чувствовала на его губах океан.

Мы оторвались друг от друга только чтобы вздохнуть, и теплый ветер лаской прошелся по разгоряченной коже. Глядя на сверкающую на солнце воду, он поднес мои пальцы к губам.

Повернулся ко мне и сказал:

— Я люблю тебя, Вирна К’ярд.

Конец.