После ряби индикаторов в шлюзе свет коридора показался красным. Только на миг. В тупике анфилады звенели переливы смеха, треснувшего на высокой ноте. Маррада заметила Бритца. Соскочила с чужого колена, оттолкнула ноготками второго. Бледнеющие офицеры разлетелись, как мухи. Маррада оправила полупрозрачную тунику. Она приподнялась на цыпочки, запрокинула голову и провела язычком по губам. Теперь прежде, чем наказывать, не оставалось ничего, кроме как поцеловать эти влажные лепестки.
– Что же ты у меня какая шлюха, а? – прошептав так, Кайнорт положил руку на шею бабочки и гулял взглядом по уголкам её губ и глаз. Аромат лугов на ней смешался с чужими запахами, приземлёнными и блудливыми.
Поцелуй он дарил не такой, как всегда. Не страстный, не властный и не терпкий. Ласковый. Проникающий душой к душе, но не находящий ни той, ни другой. Губы настойчиво искали в Марраде не то прощения, не то утешения. Не то спасения. Глубже и глубже, и глубже в это море. Море чёрной крови в красном коридоре. И шёпота: «Ма…»
Те, кто нырял, знают, как безжалостно выталкивает солёная вода. Вот и у него не вышло. Кайнорт вдохнул и отстранился:
– Я буду занят ночью.
– Но ты обещал. Мы же договорились, что с отбоя до…
– Не скучай.
В другом крыле Лимани ждала его у каюты.
– Устали, минори? Голодны? – она сверкнула карими бусинками и с готовностью потянула за шарфик, обнажая вздутые артерии.
– Пиала для ботулатте и яд отдельно.
– Но минори, я могу приготовить кофе сама. Мне не трудно.
– Пиала для ботулатте и яд отдельно, – с той же интонацией повторил хозяин.
– Сию минуту.
Скоро шустрая рабыня испарилась, и по каюте рой-маршала поплыл аромат кофейной гущи. Её первой наливали в специальную чашу из фарфора-париана. Снаружи совершенно белую, а изнутри украшенную узором. Это был не просто рисунок. Он помогал сосредоточиться и подсказывал, как приготовить напиток исключительно правильно. На две трети пиала утонула в чёрном кофе. Его наливали аккуратно, пряча в вязкой жидкости морское чудище – первый рисунок. Как только зверь скрывался в глубине, а изящная лодка касалась килем кофе – этого было достаточно.
Горсть миндаля и цельные кофейные зёрна отправились на огонь. Привычным движением Бритц подбросил их в крошечном сотейнике и подождал, когда запах испустит горчинку. А после высыпал в пиалу. Море затопило киль, и лодка с задумчивым человечком села на воду. После Кайнорт влил по крошечной ложке сливок. Холодных и густых. Совсем чуточку: чтобы не плеснуть рыбаку через край. На густом кофе распускалась белая лилия, искусно выведенная рукой, сотни лет привычной готовить ботулатте.
Осталось испортить бедняге лодочнику погоду. Щипцами для шёлка Бритц размотал из элегантной шкатулки щепотку паутины и уложил сверху на кофе. В пиале сгустился туман. Брызги жжёной карамели задрожали на облаке из паутины, завершая пейзаж.
Яд, как он и просил, подали отдельно. Новый нераспечатанный флакон с надписью «Лейкопаутинный паук». Его любимый. Стараясь угодить хозяину, Лимани выбрала то, к чему за долгие годы у рой-маршала выработалась приличная резистентность. Досадно. Что ж, в таком случае…
«…для аромата – 1 капля, для эффекта – 2 капли, с осторожностью – 3 капли», – гласила инструкция и грозила красным: – «внимание! 4 капли – только для эзеров весом от 90 кг и после двухсотлетнего курса привыкания к яду! Симптомы отравления: судороги, гипертермия, аритмия, угнетение дыхания, рвота, кома…» – дальше он читать не стал.
Кайнорт сорвал печать и вылил пузырёк в ботулатте целиком. Кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап. Кап-кап. Лодка затонула в море.
Впереди тяжёлые дни и ночи. Нужно быть максимально собранным. Сосредоточенным. Расшатанный, заторможенный полководец – худшее, что может произойти с его армией. Сон тут не поможет.
Он ответил на последние сообщения, убрал документы со стола, свернул дорогой ковёр и бросил взгляд на портрет Маррады. Такие же тонкие руки и высокие скулы были у Амайи Лау. Такие же серые глаза – у Чиджи.
Бритц выпил ботулатте залпом, чувствуя, как горечь разливается по телу. Дюжина капель – мало в его случае, чтобы поскорей.
Но самое то, чтобы наверняка.
* * *
К полуночи в каюту Ёрля поскреблись. Старик уже собирался спать, но никак не мог уложить себя в постель. Всё бродил и бродил по каюте, будто ожидая чего-то. Но на флагмане было тихо. Мирно. Он ощерил иглы для важности, отпирая. Пришёл видеотехник.
– Вы просили в любое время… – замялся он. – Вот, записи с камер погибшей сколопендры, – отрапортовал он скороговоркой. – Смотреть будете или… уж завтра?
– Раз просил, буду смотреть. Давай сюда.
Ёрль Ёж был раб по происхождению и наёмник по паспорту. Но здесь его знали как того, кто может накричать на рой-маршала, и боялись пуще чумы. Видеотехник сунул файл в колкую лапу и поспешил восвояси. Ёж заперся и запустил видео. Сон стряхнуло мгновенно.