Эмпиризм привлекал российских мыслителей тем, что, во-первых, предлагал прагматический и индуктивный метод для достижения нравственных идеалов, во-вторых, виделся им противовесом эсхатологическим и утопическим, на их взгляд, идеям, связанным с марксизмом и левым гегельянством[15]
. Помимо этого, эмпиризм был близок российским либералам времен царствования Николая II, в частности Милюкову, пытавшемуся создать «эмпирически-позитивистскую» концепцию либерализма, которая соединила бы в себе индивидуальное и универсальное начала[16]. Если убежденность Локка в том, что личность должна развиваться без вмешательства со стороны государства или других людей, имеет негативистский характер, его учение предполагает и позитивистский подход: так, свобода достигается через нравственное самосовершенствование человека посредством исполнения разумных обязанностей. Эта необходимость соблюдать баланс между нравственной составляющей свободы и правами личности, данными человеку от природы, стала важным аргументом в защиту как позитивной, так и негативной свободы; в результате обе эти концепции свободы сыграли очень важную роль в истории российской либеральной мысли.В отличие от Локка с его эмпиризмом, И. Кант (1724–1804), рассуждая о личности, отмечает прежде всего ее способность к рефлексии[17]
. Представление Канта о личности как о свободной рефлексирующей сущности, действующей, скорее, в соответствии с нравственным законом, а не под воздействием каких-то материальных потребностей или желаний, оказало огромное влияние на всю российскую философскую мысль в целом и российский либерализм в частности, в основе которого нередко было именно кантианство.Наибольший вклад в российский либерализм внесли рассуждения Канта о взаимосвязи таких понятий, как «разум», «свобода» и «мораль»[18]
. Кант писал о том, что разум является способностью, позволяющей человеку осознать его моральную обязательность и дающей ему принципы априорного познания, при этом человек обладает свободой воли в том смысле, что может совершать поступки, действуя в соответствии с нравственным закономКант не только понимал свободу как обязанность подчиняться самостоятельно постигнутым нравственным законам, но и был одним из первых мыслителей, проводивших различие между негативной свободой – «свободой от», то есть отсутствием принуждения, и позитивной – «свободой для», то есть возможностью действовать по собственной воле [Caygill 1995: 207–208; Frierson 2003: 13–30]. Кантовское представление о человеке как о независимой личности, свободной и от оков общества, и от внутренних противоречий, действующей согласно велениям разума, прочно вошло в либеральную традицию как идеал позитивной свободы. Кант много рассуждает об обеих концепциях свободы в своих трудах по политической теории, утверждая, что любые ограничения свободы, налагаемые законом, должны вытекать из априорных принципов, постижимых разумом. В свою очередь, независимость, гарантированная законом, должна привести человека к осознанию того, что свобода – это право быть автономным, действовать по своей воле и полностью раскрыть потенциал собственной личности. Иначе говоря, наличие гражданского общества и закона создает эмпирические условия, необходимые для того, чтобы человек сформировался как автономное нравственное существо.
Кант считал, что априорные нравственные принципы, постижимые с помощью разума, связывают нас с ноуменальным[20]
миром и служат доказательством существования метафизических «постулатов» – свободы, Бога и бессмертия. Он всегда утверждал, что сверхчувственный мир непознаваем, однако высказанное им в «Критике способности суждения» предположение о том, что природа обладает некоей целесообразностью, которая может помочь людям прийти к пониманию нравственной свободы, оказало огромное влияние на восприятие этих идей российскими мыслителями [Кант 1994,5][21]. Как правило, российские либералы-неоидеалисты связывали кантовский персонализм с религиозным восприятием трансцендентной онтологической реальности и выстраивали собственные концепции правового государства, опираясь именно на эти теоретические принципы.