Либеральный Апокалипсис

Да, завод. Там гоночная команда «Формулы Циррус», и пилоты знают, как я здорово рисую на машинах. И Кену будет скучно без меня. И все нормальные парни с Левобережья хоть недолго, но собирали «цитрусы» своими руками. Правда, сейчас заводские ругают пиндосов еще больше, чем раньше, но я-то знаю американцев, как облупленных. И нездоровая обстановка на заводе меня не пугает. Я отвечу на нее здоровым цинизмом.

Только вот… Есть в этом некая покорность судьбе. Все вокруг хотели на завод, ну прямо каждый, а мы с Кеном эту детскую мечту уже переросли. Может, научились глядеть дальше и видеть больше…

— Ладно, — говорю, — пойдем, склепаем для себя пару «цитрусов».

В общем, мы еще немного выпили и двинули на конвейер.

Кен отпахал на сборке год, заработал кучу штрафов за манеру утираться рукавом на глазах у начальства, сказал, что ему надоело крутить гайки — и отправился учиться. Расти ему была прямая дорога: все помнили, чей папа этот завод отгрохал, а теперь занимает большое кресло в штаб-квартире. Никто и не сомневался, что парень на конвейере побывал ради трудовой биографии. Инженеру очень полезно.

Ко мне тоже подходили: пиши заявление на учебу. Но смутное чувство неловкости заставляло вежливо отказываться: спасибо, давайте не сейчас, я пока еще тут покручусь, огляжусь…

Кончилось тем, что меня вызвали к завкадрами. Большая честь для работяги. Большую гадость заводу надо сделать, чтобы ее удостоиться.

Пришел, докладываю:

— Глубоко признателен компании, но рано меня посылать в колледж. Я пока еще тут покручусь, огляжусь, освою новые операции…

— Знаю я твои новые операции, — говорит кадровик. — Здорово ты их осваиваешь. Голая баба во весь багажник. Ты ведь рисовал?

— Не я, честное слово.

Голая баба сильно отличается от обнаженной женщины. Поэтому в голую бабу въехал автобус. Загляделся — и совокупился, так сказать. В федеральные новости угодил. Раздавленный «цитрус» показывали только сбоку — побоялись наверное, что раз баба такая аттрактивная, мужики в телевизоры полезут.

— Балбес ты, Витя. У тебя сейчас такие шансы, а ты хочешь пропасть в гаражах.

— Почему сразу в гаражах? Может, в паддоке F1.

— Из наших гаражей никто не дорастет до паддока… Слушай, твой отец встроил эту коробку, — кадровик обвел руками вокруг, — в пейзаж. Врисовал ее в город. А ты разрисовываешь машинки, которые выезжают из коробки. Тебе не кажется, что это э-э… Мелковато? Может, стоит замахнуться на большее?

— Понятно, — сказал я. — Папа звонил из Америки и волновался. Простите его. И извините меня.

Кадровик пожал плечами.

— Твой выбор. Но пока ты на заводе, никогда не поздно написать заявление. Лично я буду рад.

И добавил, глядя в сторону:

— А то ведь тут пиндос на пиндосе…

Ничего себе откровение. А он продолжает негромко:

— И поменьше болтай в курилке. Что угодно там говори, только не то, что было по правде. И не то, что думаешь. И с америкосами своими… Поменьше болтай.

Ничего себе инструктаж о бдительности…

Многие сказали бы, что я идиот. Получи диплом за счет фирмы, отработай положенное — и вали хоть в гаражи, зато с дипломом. Ишь ты — уговаривают его! Нас почему-то никто не зовет в инженеры!

Их не звали, потому что они, на взгляд фирмы, того не стоили. И в определенном смысле им повезло.

Мои коллеги по цеху были совсем не из тех, кто хочет построить космодром и рвануть на Дуну. Они были в тренде, как сказал бы умный Кен. Попадись им грамотное начальство, эти рукастые перцы могли склепать хоть звездолет на коленке, но реально они выросли в стране, где начальству звездолеты не нужны, а «инициатива снизу» либо не интересна, либо вовсе наказуема. А на всяких шибко умных и желающих странного есть весьма действенные законы — например, закон об оскорблении кого угодно. Не надо умничать, надо Родину любить. Вот парни и не умничали. Тем более, вокруг столько развлечений — нарушай технологию, жалуйся на жизнь, ругай пиндосов…

Кену, Джейн и мне что-то другое требовалось для счастья, нечто иного порядка. Мы с детства смахивали на ребят, которые думают о постройке космодрома. Поэтому у фирмы был прямой интерес прибрать нас к рукам, хорошо выучить и своевременно обломать. Поставить в общий строй, научить уважать тренды. Пункт «обломать» был главным, это я уже понял. Я читал это в глазах молодых инженеров, бродивших вдоль конвейера.

Не хотелось, чтобы меня обламывали.

В курилке спросили:

— Ну, че кадровик?..

— Он голой бабой интересовался. Сказал, позорю репутацию завода. Нарушаю Кодекс корпоративной этики.

— А ты че?

— А я не позорил репутацию завода. И точка.

— А мы думали, ты — учиться…

— Нечему мне учиться, — отрезал я. — Разве что голых баб на машинах рисовать. Этого пока не умею.

Без ложной скромности, я здорово набил руку в аэрографии. По городу катались «цитрусы», расписанные мной то под космический корабль, то под цветочную клумбу. Оставалось сделать логичный шаг: отлипнуть от завода и уйти на вольные хлеба. Увы, я этого еще не понял.