Либеральный Апокалипсис. Сборник социальных антиутопий

Собрав губы в гузку, она неторопливо, с наслаждением подняла руку и победоносно оттопырила средний палец.

Урюк подождал еще мгновение, а потом перестал жечь ее фанатичным азиатским взглядом и равнодушно отвернулся. Неторопливо спрятал руку с крестиком в карман. Оза поняла, что победила.

Так ее и нашли, когда рассвело.

Вернее, ее нашли бы, если бы искали. Но ее никто не искал. На нее просто наткнулись.

Полицейский мент Филипчук со товарищи прибыл на место обнаружения тела в начале одиннадцатого («Слушай, Михалыч, выезжай, тут девчонка странная прижмурилась… В лохмотьях, но с педикюром–маникюром. Красотка, но вроде как мутантка, что ли… Побитая, но ссадины обработаны — и причина смерти, вообще–то, непонятна пока…»).

На потерпевшей и впрямь была лишь убогая, плешивая синтетическая шуба еще советских времен. Филипчук в молодости намучился в похожей: то зуб на зуб не попадает, то в собственном поту плаваешь, будто килька в томате. И малейшим ветерком продувается насквозь, по потным ребрам то и дело сквозняки ходили. Откуда девчонка выкопала эту рухлядь…

А ведь я бы, наверное, согласился день–деньской преть и мерзнуть в такой рогоже, ни с того ни с сего подумал Филипчук. Только бы не рыться день–деньской в присыпанном блестками то фальшивого, то краденого золота дерьме, в которое превратилась жизнь.

Но поезд ушел. Ройся и поменьше думай.

Как бы это чтоб и не в рогоже, и не в дерьме? Кто бы научил?

Но — по–честному, а не как все эти…

Ладно. По боку. Я на работе.

Распахнутые полы во всю длину открывали неловко выложенные на снег стройные ножки, которые уже никого не порадуют; а жаль. Как говорил незабвенный Володя Шарапов, могла бы счастливым сделать хорошего человека… Впрочем, на любителя. Огромные и оловянные, как у Барби, глаза обиженно глядели в косматое столичное небо — словно оттуда, обманув в лучших чувствах, напоследок показали неприятный сюрприз. На груди, прямо у горла, лежала правая рука с нечеловечески длинными суставчатыми пальцами, а средний, самый тянутый, самый долговязый, недососанной чурчхелой торчал из собранных в гузку губ. Точно — мутантка. Чернобыльский ежик. Некоторое время Филипчук, тоскливо посвистывая сквозь зубы, смотрел на труп. Потом сказал: — Охрененно секси. И группа начала работать.

Андрей Скоробогатов. Трёхдюймовый рецидив

Карел идет на преступление — уже четвертое за шесть десятков лет своей жизни.

Июльское солнце ярко светит через тонкие, почти невидимые наверху мембраны. Если повернуть голову на юг, то сетчатая структура становится заметной — край купольного свода климат–контроллеров слишком близок.

Карел щурится — не от солнца, а чтобы включить зум в глазной линзе–импланте, затем срывается с места и не по годам резво шагает к кустарнику. Газонная синяя трава, недавно постриженная кибером, мягко пружинит под старыми кедами, но в походке заметна нервозность.

Этот парк на окраине очень удобен — тут малолюдно, почти нет камер наблюдения и много больших кустов, за которыми удобно спрятаться. Карел долго выбирал это место. В правой руке у него — короткая металлическая труба, обернутая в рекламные листовки, на голове бейсболка и черные очки. Его цель уже видна невооруженным глазом. Один из грачей, чью стайку автоматически впустила на территорию Белгорода открывшаяся мембрана, оторвался от стаи и снижается, описывая над кустарником круги. Прерывистый полет птицы неестественен, а контуры расплывчаты, и сейчас только Карел знает, что это вовсе не птица — это миниатюрный коптер с голограммным камуфляжем.

Наконец, «птица» исчезает в кустарнике, неаккуратно спикировав в зелень. В другом бы случае владелец аппарата испугался за сохранность винтов. Несмотря на искусственный интеллект, подобные аппараты все еще остаются неповоротливыми и уязвимыми в густой листве: малейшее касание об ветку, и мини–вертолет выведен из строя. Единственное же, о чем сейчас беспокоится Карел — это о том, чтобы сломавшийся вертолет не застрял в ветвях слишком высоко. Тогда за ним придется лезть, это может привлечь внимание. К тому же ветку можно сломать, а при значительном повреждении дерева с недавних пор могут поймать на «нарушении прав растений и объектов флоры». Новые правила действуют уже четыре года — после принятия Юнион–комиссией новой версии конвенции, пролоббированной «зелеными». За сломанное дерево начисляют штрафные баллы, коих у Карела и так накопилось слишком много

Карел воровато оглядывается по сторонам, но его опасения безосновательны — в столь ранний час в радиусе двух сотен метров нет ни одного человека. Справа заметно какое–то движение, но, использовав линзу–имплант, Карел видит там кибера–дворника, подметающего дорожку. Даже если на нем есть камера, ее видеоряд не проверяется, и отсеивать снятые с такого расстояния кадры никто не возьмется. Преступник перехватывает трубу поудобнее и смело идет в кусты.