Либеральный Апокалипсис

– Ничего особенного не будет, – ответил лейтенант. – Потому что настоящий капитан Строгачев сейчас в штабе дивизии. Комбат говорил с ним по полевому телефону двадцать минут назад. Я поручился за Кирюхина, и его разрешили оставить в батальоне до особого распоряжения. Опоздал только на пару минут.

Лейтенант поднял удостоверение и посветил себе зажигалкой. Красные блики на секунду полыхнули в его глазах, осветив острые скулы и прямой нос. Насмешливо фыркнув, он швырнул корочки обратно на капот.

– Где мой боец? – спросил он.

– Стрельченко, – догадался капитан. – Вот и отыскался второй беглец. Даже особо напрягаться не пришлось.

– Где рядовой Кирюхин? – повторил вопрос лейтенант.

В перелеске, куда сержант увел Кирюхина, полыхнула короткая желтая вспышка, и через секунду донесся хлесткий раскатистый хлопок.

– Если ты имеешь в виду своего приятеля, он только что доставлен в следственный отдел Комитета Охраны ПВК, – ответил Строгачев. – А рядовой Кирюхин, тысяча девятьсот двадцать второго года рождения, убит в ходе Ржевской наступательной операции тридцать первого июля сорок второго года. Скверно работаете над легендами, ребятки.

– Так уж и скверно? – огрызнулся лейтенант.

– Да уж, не блестяще. Лейтенант Стрельченко до июля тысяча девятьсот сорок пятого числился пропавшим без вести. Он умер от туберкулеза в лагере для военнопленных «Цайтхайн», в Саксонии, близ Якобсталя, в ноябре сорок четвертого.

Лейтенант ухмыльнулся:

– Учтем на будущее.

Капитан заложил парализованную руку за портупею и сказал:

– Не знаю, как ты сам видишь свое будущее, а я вижу его довольно ясно. Шесть месяцев общественных работ и трехмесячные курсы социального перевоспитания, включающие гипнотическую психокоррекцию. Сопротивление аресту я готов забыть, если вернешь парализатор и добровольно последуешь за мной. Давай-ка, сынок, бросай дурить, пока я добрый. Объявляю тебя арестованным за преднамеренное нарушение ПэВэКа.

– Профессионально важных качеств? – язвительно переспросил лейтенант. – Или Постановления Выдающихся Кретинов?

– Пространственно-временного континуума, – терпеливо пояснил капитан. – Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя в суде. К счастью, ты имеешь право хранить молчание.

– Но, к несчастью, не хочу, – перебил лейтенант, продолжая превращать процедуру ареста в фарс.

– В продолжение следствия ты имеешь право на бесплатного адвоката, на отвод судьи, на ежедневное свидание с родственниками, на два часа телефонных переговоров в сутки, а также на занятия спортом и любым видом творчества, одобренным судебной комиссией.

– Вышивание крестиком допускается?

Капитан замолчал и потянулся к часам на парализованной руке. Стрельченко снова вскинул пистолет.

– Руки!

Строгачев устало поднял глаза:

– Ты больше не станешь стрелять в офицера полиции, сынок.

– Это почему? – резко спросил лейтенант.

– Потому что восемьдесят одного беглеца я уже доставил домой. Верну и восемьдесят второго.

Капитан сделал резкое движение и нажал кнопку на часах. Однако при этом абсолютно ничего не произошло. Лейтенант опустил пистолет и насмешливо хохотнул. А через секунду не выдержал и расхохотался в голос. Строгачев с тем же успехом нажал кнопку еще несколько раз и плюнул с досады.

– Не вижу ничего смешного, – сердито сказал он. – Ты сжег маяк парализатором. На подготовку и расчет аварийного возврата с момента пропажи сигнала уйдет шесть часов!

Стрельченко снова рассмеялся и протянул капитану его пистолет.

– Зато мы теперь в одной лодке.

– Не так быстро! – приказал капитан, взяв оружие. – А где твой маяк? Тебе же тоже нужен маяк.

Лейтенант, обернувшись, улыбнулся и ткнул пальцем в сторону нейтральной полосы:

– Где-то в полях подо Ржевом. Унесло взрывом к чертовой матери вместе с планшеткой. Но это неважно. Я не собираюсь возвращаться.

Примерно в три часа водяная морось перешла в мелкий нудный дождь, и перекрытая щель начала промокать. Вода сначала просачивалась редкими каплями, а потом принялась барабанить по шинели капитана со скоростью пущенного секундомера. Капитан чертыхнулся, нашарил в темноте каску и подставил ее под течь. Это помогло ненадолго – вскоре начало капать еще в нескольких местах.

Неподалеку в низкие тучи с шипением воткнулась осветительная ракета. По грубо сколоченным нарам поползла кверху синеватая полоса света, осветив лицо и открытые глаза лейтенанта.

– Не спится? – спросил капитан. – Об общественных работах думаешь?

– Нет, – ответил лейтенант. – О том, что через час артподготовка фрицев начнется. А выдернут вас отсюда, в лучшем случае, только через час тридцать.

– Страшно?

– Это моя четвертая заброска.

– Рецидивист, выходит, – кивнул капитан. – Ну-ну. К рецидивистам применяют усиленный курс принудительной психокоррекции, ты знаешь?

– Догадываюсь.

Капитан помолчал, глядя, как свет ракеты вскарабкивается по грубо сколоченной обшивке стены, проецируя на грязные горбыли, как в волшебном фонаре, диковинные резные узоры из листьев и травы. Немного не добравшись до перекрытия, свет погас – ракета упала на нейтральной полосе.

– Как твое настоящее имя? – спросил капитан.