Либерастия

Наряду с прямым враньем широко применяется набор приемов, формирующих определенный эмоциональный фон (положительный или отрицательный) вокруг того или иного события или лица. Эти приемы похожи на те, что применяются в рекламе, и любой профессионал знает их, как автоинспектор - правила уличного движения. Сортировка фактов на "нужные" и "не нужные" - можно быть уверенным, что светлый образ телевизионного начальника Олега Попцова не будет затенен воспоминанием о его участии в деле альманаха "Метрополь", хотя кому- кому, а "Литературной газете" об этом полагалось бы помнить.[11] Сортировка новостей на "главные" и "второстепенные" - например, корреспонденту "Свободы" Андрею Бабицкому, вернувшемуся в Москву живым и почти здоровым, коллеги из "Общей газеты" посвящают целый номер, и еще добрую полосу в другом, а Владимиру Яцине, фотокорреспонденту ИТАР-ТАСС, которого похитили и убили боевики Масхадова, в той же газете уделен жалкий уголок внизу, даже толком не подписанный - "соб. инф."[12] Эмоциональные акценты: где нужно, усмехнуться, где нужно - взволноваться или даже всплакнуть (слезки Т.Митковой, в которых утонули слабые попытки М.С.Горбачева остановить победный марш национализма по Прибалтике). Терминологическое шулерство: эксгибициониста назовем "художником", лишение гражданских прав - "цензом оседлости". И уж вовсе не наказуемые образчики художественного красноречия - когда, например, президента Белоруссии Александра Лукашенко в "Московском комсомольце" именуют "моськой" или "шутом- карликом".[13] А собственно, почему? Разве он ниже ростом, чем редактор "Комсомольца" Павел Гусев?

"Более глобальный культурный шок, связанный с переходом от индустриальной эпохи в информационную" испытывают люди, которые были свидетелями каких-то событий, а потом наблюдали их же в зеркале СМИ. Адвокат Галина Крылова только что выиграла процесс у ОРТ - и включила вечером телевизор. "Любой видеоряд можно покромсать - меня, допустим, показали, когда я копалась в сумке, но ведь я это делала в перерыве. Можно снять именно те моменты, которые выгодны одним и представляют другую сторону в очень невыгодном свете... Когда я выступаю в процессе, то не могу себе позволить вырывать слова из контекста, а они - могут... Право судьи, как и каждого участника процесса - задавать вопросы, и Доренко (ведущий ОРТ - ИС) использовал это, вырвав отдельные вопросы из контекста, он ее сделал совершеннейшей дурой, хотя, поверьте, она таковой не является. Судья просто не предполагала, что можно с таким неуважением относиться к правосудию и бороться с ним такими недостойными методами... И получилось, что я выиграла процесс в правовом поле, а Доренко, так сказать, в зрелищном...".[14] Сопоставляя 1-ю чеченскую войну со 2-й, старший лейтенант Сергей Васильев недоумевает: "А раньше-то мы только и слышали про себя: федералы, чудаки на букву "м", которые ничего не могут. Генералы, мол, наши тупорылые, офицеры безмозглые... Сегодня же неожиданно выяснилось, что все мы можем и умеем. А ведь на этой, второй войне воюют совершенно те же "федералы". Вот мой командир роты - орденоносец еще за ту войну. Как ходили мы в бой, так ходим и сейчас. Как ели из одного котла с солдатами, как спали в одних палатках..."[15]

То, что "свобода слова" - важнейшее завоевание российских реформ, давно уже стало общим местом в либеральной публицистике. Вот как воспринималась эта свобода в Абхазии в первые дни грузино-абхазской войны: