Либерия

– Ну… с тобой, в избушке.

– Тебя, и верно, по голове сильно стукнули. Какие девушки? Я и в молодости до девок не больно охоч был – волхование, знаешь ли, требует себя в чистоте блюсти, да силу для чародейства хранить, а не на баб тратить. А теперь мне и вовсе эти вертихвостки без надобности.

– Странно… – пробормотал молодой человек, – неужели, и в самом деле, почудилось?

Колдун, тем временем, запалил бересту и сунул ее в печь. Дрова занялись сразу, жаркое пламя заплясало на березовых поленьях, из устья потянулся шлейф густого дыма, заклубился вокруг старика и потек в прорубленные под самой крышей волоковые оконца. Но тяга была плохая, и серая, пахучая мгла расползлась по избушке. Алексей закашлялся, от едкого дыма запершило в горле, и градом потекли слезы.

Чурила весело хохотнул, вытерев вспотевший лоб.

– Что, волчара, не нравится? Али у вас там, в будущем по иному печи топят? Поди, все с трубами себе понаделали? Так от них толку мало, весь жар в трубу-то вылетает, в избе ничего и не остается. Нет уж, дымных горестей не изведав, тепла не видать. А ты поди на двор, коль совсем невмоготу. Там в сенях чоботы⁵, да кожушок накинешь.

Алексей, кашляя и протирая глаза, выскочил из горницы, сунул ноги в разношенные кожаные полусапожки, схватил тулуп и вышел на улицу. Обжигающе холодный воздух ворвался в легкие, прочищая их от дымной гари. Было холодно и тихо, казалось, что все звуки замерзли и осели пушистым инеем на еловых лапах, на кустах рябины и орешника. Даже черепа на кольях сверкали морозным серебром.

После полумрака закопченной избы от сияния ослепительно белого снега и чистого воздуха закружилась голова. А может, просто от усталости – последние сутки были тяжелыми и насыщенными разнообразными событиями. Разлапистые ели, окружавшие поляну, подернулись туманной дымкой, картинка «поехала», а затем снова встала на место. Только теперь у ближайшей елки появилась девушка в длинном зеленом платье и меховой безрукавке.

Алексей вздрогнул от неожиданности, побежал по тропинке к лесу, выскочил за ограду и остановился в нерешительности.

– Ну, здравствуй, волчонок! – голос у незнакомки был похож на журчание весеннего ручейка, а в зеленых глазах плясали озорные искорки.

Молодой человек заворожено смотрел на лесную гостью, любуясь стройной фигуркой и рыжей гривой рассыпавшихся по плечам волос. Внезапно стало жарко, словно в летний полдень, запахло нагретой на солнце сосновой хвоей и земляникой. Вдохнув этот сладкий, хмельной запах, Алексей пошел к девушке, но через несколько шагов провалился в снег чуть не по пояс и забарахтался, пытаясь выбраться. Растоптанный сапог свалился, застряв в сугробе, и Алексей, чертыхаясь и поджимая голую ногу, стал его вытаскивать. Когда он, наконец, освободил обувку и поднял голову, девушки уже не было.

– Что за черт! – возмутился Алексей. – Знаю, что в лесу голову заморочить может леший, но никогда не слышал, чтобы он в девушку превращался. Кое-как выбрался из сугроба на тропинку и поковылял обратно, хлюпая растаявшим в сапогах снегом. За спиной послышалась противное хихиканье, совсем непохожее на задорный смех незнакомки. Алексей резко повернулся – на него, ухмыляясь, таращился пустыми глазницами козлиный череп. Молодой человек в раздражении плюнул, показал образине кулак и, решив, что свежим воздухом он уже надышался, пошел в избу греться.

– Садись, гость, откушай, – пригласил старик, раскладывая деревянные ложки.

На столе уже исходил паром большой чугунок с кашей, горкой лежали на блюде ломти вяленого мяса. Алексей еще не проголодался после ночной охоты, но отказываться не стал. Жидкая каша с грибами пахла дымом и была почти несоленой, но молодой человек, чтобы не обижать хозяина, молча, хлебал обжигающее варево, закусывая жестким, как подошва, мясом.

Когда чугунок опустел, старик разлил по кружкам травяной настой и поставил берестяной туесок с медом. Алексей зачерпнул ложкой душистого лакомства и с подозрением посмотрел на кружку.

– Чего косишься? – Чурила шумно отхлебнул ароматный чай и крякнул от удовольствия. – Не бойся, не отравлю. Мне это без надобности, да и гостя не пристало обижать. Я, чай, не этот прощелыга Лапша, по совести живу и веру блюду. Да и свой ты.

– Как это «свой»? – удивился молодой человек. – Ты же мне говорил, что чужого во мне почуял.

– А то и значит! – ухмыльнулся колдун. – Оборотней сам Велес хранит, а я ему служу. Рожденный волкодлаком лесу родной, а, стало быть, и мне.

– Велес?! Так ты же старым богам поклоняешься! – вспомнил Алексей разговор крестьян.

– Не старым, а истинным! – колдун погрозил пальцем, его глаза сердито свернули. – Нашим, родным богам я служу, а не иноземному распятому рабу. А ты, что, другим богам требы⁶ приносишь?

– Э-э-э, да… нет, – пробормотал молодой человек. Он совершенно не знал, как ответить колдуну, чтобы и не соврать, и не разозлить, поэтому решил перевести разговор на более безопасную тему. – А почему ты меня рожденным волкодлаком назвал? Я не рожденный – меня покусали.