Права собственности — это права человека. Что конкретно означает “владеть собственностью”? Можно привести определение Яна Нарвесона: “[Выражение] ‘х является собственностью А’ означает, что А имеет право определять направление использования х”. Обратите внимание, что право собственности — это не право самой собственности или право, принадлежащее предмету собственности, как часто говорят оппоненты прав собственности. Нет, право собственности — это право человека на собственность, право отдельного человека использовать собственность, которую он справедливым путем приобрел, и распоряжаться ею. Права собственности — это права человека. В самом деле, как упоминалось выше, все права человека могут рассматриваться как права собственности, вытекающие из одного фундаментального права на самопринадлежность, нашего права собственности на свое тело. Как писал Мюррей Ротбард в книге “Власть и рынок”:
…в глубинном смысле нет вовсе никаких прав, кроме прав собственности… Это утверждение истинно в нескольких отношениях. Во-первых, каждый человек от рождения хозяин самому себе, собственной личности. В истинно свободном обществе “человеческое” право каждого человека — это, в сущности, его право собственности на самого себя, из этого права собственности проистекает его право на продукты его труда.
Во-вторых, так называемые «права человека» могут быть сведены к праву собственности… например, “право человека” на свободу слова. Это право предполагает, что каждый может высказывать все, что захочет. Обычно при этом упускают вопрос: где? Где человек имеет право высказываться? Во всяком случае, не на частной территории какого-либо постороннего человека. Короче говоря, он обладает этим правом, только когда находится на собственной территории или на территории того, кто позволяет ему это — на основе договора о дарении или об аренде недвижимости. Таким образом, не существует отдельного “права на свободу слова”; есть только право собственности: право свободно распоряжаться своей собственностью или вступать в договорные отношения с другими собственниками [включая тех, чья собственность, возможно, состоит только из их собственного труда].
Если понимать свободу слова таким образом, то становится очевидной ошибка судьи Оливера Уэнделла Холмса, заявившего, что право на свободу слова не может быть абсолютным, поскольку в заполненном зрителями театре ни у кого нет права криком “Пожар!” поднимать ложную панику. Кто может кричать “Пожар!”? Либо владелец театра или один из его агентов, либо кто-то из зрителей. В первом случае получится, что владелец театра обманул своих клиентов: он продал им билеты на спектакль или фильм, а затем прервал представление, не говоря уже о том, что подверг опасности их жизни. Если это сделает кто-то из зрителей, то он тем самым нарушит условия своего договора: его билет дает ему право наслаждаться представлением, а не прерывать его. Довод о ложных криках “Пожар!” в заполненном зрителями театре не может служить причиной ограничения права свободы слова; этот пример показывает, как права собственности позволяют разрешать проблемы, и свидетельствует о необходимости их защищать и обеспечивать их соблюдение.