Поутру мой пыл не иссяк. Хотя разрозненные и противоречивые мысли бродили в моей голове. Возможные перспективы виделись мне уже не в столь радужном свете, нежели чем совсем недавно. Пусть даже Алита ответит взаимностью на моё чувство, что я тогда смогу ей предложить? Выйти за меня замуж и отбыть к моему месту службы на далёкий аванпост, а затем ближайшие десять лет скитаться вслед за мною из одной системы в другую? Бросить свою семью, близких и влиться в дружную семью Федерации? Или, может, это я по её представлению должен буду предать свою родину ради любви? Этот вариант совершенно невозможен, а если это так, то вправе ли я просить её поступить таким образом? Да и вообще, каково моё место в их наследной иерархии? Боюсь себе даже представить.
И тем не менее несмотря на всё это я был полон решимости действовать согласно принятого мною вчера плана. Я должен сказать Алите о том, что люблю её, быть честен с нею и принять её ответ как должное, каким бы горьким он не был.
После завтрака, во время которого Алита заметив моё состояние, справилась нездоровиться ли мне, я предложил ей ненадолго повременить с шоппингом, совершив до этого небольшой променад на прогулочной палубе. Алита легко согласилась с моим предложением, не выказав никакого удивления или недовольства.
На этот раз мы не стали останавливаться сразу у первой попавшейся нам скамьи. Херминия дипломатично отстала от нас, предоставив нам возможность побыть вдвоём. Я провёл свою спутницу почти до самого выхода с палубы, не дойдя, наверное, шагов пятидесяти до следующей двери, ведущей, как я помнил, к спортивному залу и бассейну. Остановив свой выбор на достаточно уединённой от посторонних глаз и утопающей в цветущей зелени скамейке, показавшейся, на мой взгляд, как можно лучше соответствующей моей цели, я предложил Алите присесть.
До нашей встречи у меня уже имелся пусть и не очень большой опыт общения с противоположным полом. Часто для быстротечных, необременительных отношений с моими знакомыми девушками не требовалось вовсе никаких признаний. Никогда прежде я не испытывал такого смятения и нерешительности. Собравшись с силами, я начал было говорить, но слова давались мне с трудом, я всё время сбивался, и мне казалось, что я говорю не то, не о том и не так. Я лепетал ей что-то про гигантскую пропасть, разделяющую нас, сердечные муки, родственные души и прочее в том же роде неизменно сентиментальное, избитое и глупое.
Алита сносила мои сумбурные речи стоически, ни разу не прервав меня. Глядя вниз она мило склонила свою головку слегка в сторону и носком туфельки вычерчивала на пластиковой дорожке незримые фигурки. Её профиль не выражал абсолютно ничего, и я тщетно силился понять, какие мысли сейчас витают в её голове. Прервали мой монолог сначала раздавшаяся со стороны двери нечленораздельная речь, звучащая неподобающе громко для данного места, а затем приближающийся грузный топот. Прежде уже знакомая мне гримаса раздражения появилась на лице Алиты. Решительно встав, она вышагнула из укрывавшей наше пристанище листвы и в негодовании вскричала на своём родном языке. Я тут же последовал за Алитой. Коммуникатор послушно, как всегда негромко и безэмоционально перевёл вслед за ней:
- Вы что себе позволяете?! Как Вы посмели появиться здесь?!
Игнорируя пышущую гневом Алиту, мимо нас в быстром темпе проследовали двое низкорослых мужчин, которых я раньше не видел среди сравнительно небольшого и уже примелькавшегося мне общества туристов первого класса. Поразительно, подумал я, как эти два пассажира бизнес-класса смогли миновать все столь тщательно предпринимаемые на судне меры предосторожности и пробрались на запретную для них территорию.