Либидисси

Мы согласились с Фредди и заверили его, что, несмотря на молодость, дорожим своим здоровьем. И потому не позже чем завтра — а быть может, еще сегодня — пожалуем к нему в гости. Затем мы перевели разговор на «Эсперанцу», и тут Фредди показал себя человеком знающим, готовым поделиться имеющейся у него информацией. По его словам, у этого отеля со славными традициями от прежнего блеска осталось немного. С грустью вспоминает он дни, когда жизнь тут кипела. Еще лет пять назад он — вот на этой террасе — был свидетелем того, как радикально настроенные приверженцы Гахиса, догола раздев одного швейцарца, уважаемого торговца оружием, заставили его встать на столик и рассказывать на всех языках, которыми он владел — а владел он шестью языками! — о своих сделках. Уйти триумфаторами гахистам не дал, к изумлению всех присутствующих, тогдашний ливанский нештатный консул, сейшенец, занимавшийся импортом строительных машин. Этот маленький лысый мужчина, влюбленный как в коммерцию, так и в дипломатию, с огромным револьвером в руке стремительно вбежал на террасу и потребовал на чистейшем французском, чтобы швейцарцу вернули его вещи. Потом горожане долго упражнялись в остроумии, гадая, в каком месте под одеждой отважный консул спрятал оружие таких размеров. Он сделал три оглушительных выстрела в воздух и дал гахистам пять секунд, чтобы они образумились. Один из них уже держал на изготовку израильский автомат. Держал, сам прячась за спиной другого гахиста, облаченного во все белое. Короткоствольное оружие с большим полем поражения устроило бы среди гостей и заполонивших террасу зевак кровавую бойню — но к счастью всех присутствующих, в том числе и консула, на месте происшествия вдруг появилась управляющая отелем «Эсперанца». Мадам Харури — Фредди прервал свой рассказ и поднял в честь дамы бокал, — необычайно отважная и тогда еще сильная, мускулистая женщина, обхватила коротышку гахиста сзади, оторвала от пола и так крепко прижала его сжимавшую автомат руку к низу живота, что если бы он и мог начать стрельбу, то только по своим лакированным туфлям.

Фредди показал чуть согнутым пальцем на крышу отеля. «Эсперанца» построена в пышном стиле, характерном для бывшей Иноземной державы. Все элементы здешнего зодчества, уходящего корнями в глубь веков, — орнаменты, витые колонны, балконы, эркеры — были использованы здесь, в безудержно жадном стремлении к присвоению чужого наследия, только ради того, чтобы украсить громадный несуразный бетонный куб фасадом, создающим впечатление многообразия и глубины. Там, наверху, где в крышу из тонких каменных плиток врезаны остекленные балконы, по-прежнему живет мадам Харури. Но никто не видел ее в последние два года ни внизу, в отеле, ни в других публичных местах. Говорят, мадам давно возят в кресле-каталке, ее лицо искажено судорогами, типичными для болезни под названием мау. Слух этот ужаснул и озадачил не только обитателей «Эсперанцы». Ибо жертвами мау с ее отвратительными симптомами до сих пор, как показывала статистика, становились только пришельцы с Запада, а никто никогда не сомневался, что мадам Харури — уроженка здешних мест и, следовательно, должна иметь природный иммунитет против этого регионального вируса.

Фредди глубоко вздохнул. И впервые после того, как мы предложили ему угощаться, протянул руку к еде. Он зажал губами трубочку, скатанную из виноградного листа и начиненную ореховым муссом, наполовину засунул ее в рот, но не перекусил, а осторожно полизал и обсосал. Затем поднес, практически неповрежденную, к глазам, задумчиво оглядел и повторил процедуру еще два раза, а потом положил трубочку на край блюда с закусками — отдельно от других кушаний, словно намеревался съесть ее позднее.

10. Провидение

Я=Шпайк чуть было не столкнулся на виду у всех с тощим телом Фредди. Великан спускался по лестнице с веранды «Эсперанцы» на бульвар Свободы Слова. Его ноги-ходули легко шагнули через последнюю ступень. Юбку занесло далеко вперед потом Фредди свернул, и я=Шпайк, успев спрятать половину моего корпуса за киоском торговца журналами, на глаза ему не попался. За все годы Фредди встретился мне вне стен своей бани только один раз. И произошло это как нарочно у входа в приемную доктора Зиналли. Фредди шел из кабинета, меня же влекло туда, и по злокозненной воле случая мы оказались в одних дверях в качестве пациентов — более обнаженные, чем когда-либо в парной. На сей раз удалось-таки разминуться с ним, и это видится мне добрым знаком. Но сердце под рубашкой и кожей все еще бешено колотится, меня даже бросило в пот. Прислонившись плечом к киоску, я=Шпайк достаю баночку с пилюлями, и кончики моих пальцев захватывают из разнородной смеси сначала две, потом три и наконец четыре таблетки. Сквозь горло им придется пройти всухую, ибо баклажка, которую Лизхен перед моей вылазкой к Аксому наполнила зулейкой и, обвязав горлышко шнурком, повесила мне на грудь, пуста. Последний глоток я=Шпайк сделал у двери мастерской — перед тем как продолжить путь по улицам города.