Либидисси

Тем временем стемнело, но мы не ощущали необходимости спешить. Нравился нам и ночной лик города. А поскольку потеря крови заставила тебя почувствовать голод, ты, ведя поиск со свойственной тебе разборчивостью, зигзагом потянул меня по широкому, окаймленному лавками и тележками торговцев тротуару. Наконец ты остановился у одного из ларьков, и мы решили подкрепиться местной снедью. В свете газового фонаря, в слепящей белизне искусственных огней наши зубы впились сквозь свежую мякоть лепешек в сочную, жирную плоть копченых окуньков.

14. Омерзение

Впервые я=Шпайк, привыкший брать авто, взял вуспи — один из тех покрытых оранжевым лаком мотороллеров, которые на хронически заторенных магистралях города можно подозвать взмахом руки, как такси. Сейчас, с приходом ночи, их мигающие диоды, наполняя воздух сумбуром светящихся линий, проносятся над потоком автомобильных крыш. Водители роллеров вихляют по шести полосам проезжей части бульвара, используя, с риском для жизни, малейшую брешь. И там, где такой лихач вклинивается в ряды машин поблизости от тротуара, пешеходы быстро ретируются с его края, ибо стекловолоконные шесты, на концах которых закреплены оранжевые маячки, раскачиваются во все стороны и могут нанести зазевавшемуся чувствительный удар. Примостившись на задней, немного приподнятой части продолговатого сиденья, вынуждаемый непрерывными хаотичными бросками роллера к тому, чтобы чуть ли не мертвой хваткой держаться за что-нибудь, пассажир со всей силой прижимается к спине сгорбившегося над рулем водителя. Оберегая голову, я=Шпайк то и дело откидываю ее назад, но при каждом резком торможении нос мой все равно утопает в сальных, пахнущих розовым маслом кудрях молодого штурвального.

В клинике доктора Зиналли было пусто. Отлучаясь, Зиналли оставляет двери открытыми. В таких случаях пациенты обычно убивают время до возвращения врача, задремав в кресле, уснув на кушетке или уставившись в беззвучно работающий телевизор. Сегодня здесь не было ни души. Миновав приемную, я=Шпайк заглянул в лечебный кабинет, процедурную, крохотную спаленку и даже в уборную. У Зиналли нет собственной квартиры. Заботясь о своем здоровье, он проводит свободное от работы время в бане у Фредди или поглядывая на молодежь в одной из уютных, с мягкой красной обивкой ниш Клуба Голой Правды. Туда меня кратчайшим путем и должен доставить вуспи. Молодые поэты торгуют в клубе всем, что обещает прибыль, — гашишным маслом в ампулах, имеющих форму яйца, гостиничными адресами американских покровительниц, искусно украшенными кортиками, их делают в квартале кузнецов из дешевых импортных отверток. Быть может, сегодня ночью на обшарпанный черного дерева стол выложат вместе с прочим товаром и пригодный для стрельбы пистолет. Я=Шпайк не привередлив и, поторговавшись надлежащим образом, — так, чтобы это польстило самолюбию и покупателя, и продавца, — безропотно заплачу даже сильно завышенную цену.

Город и дешев, и дорог. Остановив вуспи у клуба, шофер потребует от меня в десять раз больше того, что должен был бы выложить его клиент из аборигенов. Я=Шпайк дам половину и, согласно кивая головой, выслушаю тираду из ругательств, стенаний и слов благодарности. В Клубе Голой Правды только туристы обращают внимание на цены в карте напитков. Подобно некоторым другим иностранцам, я=Шпайк, неуклонно появляясь там и давая на чай по своему усмотрению, обрел статус гостя, которого терпят, предпочитая иным посетителям, и кладу на столик примерно вдвое больше той суммы, что показалась бы приличной коренному горожанину. Я=Шпайк могу это себе позволить. Центральное ведомство аккуратно снабжало меня деньгами и в трудные времена. Между прочим, к выгоде обеих сторон, ибо без регулярного превращения назначенного мне оклада в наличные я непременно усомнился бы в существовании высшей инстанции с ее якобы материнской заботой о своих подчиненных, после чего источнику информации, каковым долгие годы верно служил я=Шпайк, пришлось бы незаметно и бесславно иссякнуть.