Либитина (СИ)

Я рискнула выйти на балкон и теперь поняла: свет был чужими жизнями. Как его много в Карде, вместе люди сияют ярче солнца! Жаль, что сами они никогда не узнают об этом вдохновляющем эффекте... -

"Ариста, что за голодная философия?" - упрекнула я себя и беззвучно засмеялась. Еще днем я заметила, что дыхание становится легким и вовсе пропадает. Теперь, чтобы громко сказать что-то, требовалось набрать полную грудь воздуха, иначе звука не получалось.

Собратья-твари уже охотились. Обострившееся зрение улавливало быстрые передвижения крылатых теней высоко в небе. Иногда они пикировали на улицы города, поодиночке или группой, и через мгновение вновь ныряли в тучи с сияющей добычей. Наверное, и мне пора присоединиться к ним?

Я представила, как нагоню на улице прохожего, как вцеплюсь зубами ему в шею. Хорошо, что можно не дышать и не узнавать запах немытого тела, незнакомого ни с мылом, ни с духами. Потом буду долго тянуть его кровь - его жизнь, пока она не кончится и сияние не угаснет. Тело задрожит, потом обмякнет в моих руках. И ничего нельзя будет вернуть. Пустота напитается светом украденной жизни, а через день сожжет его и потребует снова. Еще, еще!

Нет, пока эта картина вызывала тошноту, а не голодную слюну. Я возвратилась в тронный зал. К счастью, отвращение пока сильнее голода, но что будет завтра? И я опять кружила по огромному залу:

"Может, все-таки лучше выйти на охоту сейчас? Голод пока слаб, я обойдусь каплями жизни. Остановлюсь вовремя, не убью. А завтра... Кто знает, что будет завтра? Может, завтра жажда крови разрастется до размеров вселенной, мне и города будет мало?"

А тихий расудительный голосок вещал:

"Сегодня или завтра твой голод сравняется с бездной Вселенной, не так уж важно. Главное, однажды он поставит перед выбором: чужая жизнь или твоя вечность. Можешь оттягивать этот момент, можешь приближать - он все равно настанет..."

Нельзя сказать, что до обращения в тварь я была невинным ягненком. Я познала смерть - такую смерть, которая была итогом какого-то принятого мной же решения, или, напротив, невмешательства. Я дважды выносила смертный приговор, прилежно играя роль Королевы. Также я представляла, к каким последствиям приведут некоторые решения моего высокого придворного окружения, но не пробовала ни препятствовать им, ни бороться с ними. Впрочем, за годы в образе Королевы я также и спасла нескольких от не в меру жестокого приговора, пойдя на поводу сиюминутной жалости... Знала я и что мой муж еще в бытность начальником королевской стражи участвовал во многих делах, приведших к смерти кого-либо, а также убивал своими руками людей, угрожавших Королю Арденсу. Но такова была его и моя служба. Все это казалось нормальным.

"Так может, и убийства людей тварями - это нормально? Таков их способ питания. В темные времена на заре человечества нормальным считалось пожирать трупы убитых врагов. Еще полтораста лет назад в голодные годы на рынках вместо говядины продавалось человеческое мясо. Границы нормальности меняют сами люди... Чего же ты все еще боишься, Ариста?"

Пока я танцевала безумный танец под руку с сомнением, другие твари охотились. И скоро с оставленного мною балкона послышались звуки их трапезы. Трое совсем юных, абсолютно нагих тварей-дикарей, на год-два старше Антеи, затащили во дворец добычу - пожилую женщину. Очевидно они похитили ее из спальни или с порога дома: кроме обрывков ночной сорочки на несчастной не было ничего. Я следила за трапезой тварей, встав в тени колонны. Я не вмешивалась и не отворачивалась, только до крови закусывала костяшки пальцев. Одной жизни мало для троих, каждая тварь торопилась урвать большую долю, пока жертва жива. Самая старшая и, наверное, главная в тройке разодрала женщине руки от запястья до локтя, единственый парень кусал грудь, а младшая девушка слизывала за ними потеки крови с кожи. Скоро последнюю вовсе прогнали лизать кровь с пола, чтобы не мешалась. А мне странно и страшно было слышать человеческую речь, лившуюся из звериных окровавленных пастей.