Огромный, черный, словно сама тьма, он громоздился на крыше терема бесформенным, растекающимся пятном ночи, из которого вытягивались длинные лапы с когтями-саблями. Вместо головы был медвежий череп — слишком гигантский для обычного, даже особенно крупного, медведя. Этот череп явно принадлежал существу гораздо более великому, могучему и древнему…
Алые искристые ленты — следы колдовской силы — развевающиеся на ветру, как знамена, говорили о том, что монстр обладает не только физической мощью, но и серьезной магией.
Увидев лича, призрачный зверь зарычал. Разверзлись костяные челюсти, усеянные рядами зубов-ножей, вырвались из глотки клубы тумана.
— Спускайся и сражайся со мной! — крикнул Моа, но враг даже не сдвинулся в его сторону, напротив, принялся изо всех сил раскачивать крышу терема.
Основательное сооружение скрипело, трещало, но монстру не поддавалось, как он ни старался.
Выругавшись про себя, лич вернулся обратно в терем. С улицы проклятущую зверюгу без магии не достать. Придется лезть на чердак, искать выход на крушу и сражаться с призрачным медведем там…
— Моа! — Има накинулась на него, потрясая книгой магии. — Все как в той страшилке происходит!
— Угу. Будь осторожна, если крыша начнет рушиться, выбирайтесь с конем наружу, чтобы вас не придавило. Этому медведю, похоже, только вы — живые — нужны. Ко мне он даже спуститься не соизволил.
Лич направился к лестнице, но девушка поймала его за рукав.
— Моа, послушай меня. Помнишь, чем страшилка заканчивается?
— Тем, что всех зверей убили.
— «Только кости под пеньком»… А каким пеньком, если они все в подвале? Мертвые?
— Разве это имеет значение? Все это лишь для рифмы… — хотел закончить непонятный разговор Моа, но Има потянула его к открытому ходу в поддомье.
— Я заглянула в подвал, пока ты на улице был… Идем! Ты должен это увидеть!
Должен, так должен.
Девушка первая спрыгнула вниз. Запалила на ладони шарик света. Робкие неупокоенные тенями прянули к стенам. Лич спустился следом. Принюхался к земляному, прелому запаху, слишком густому и влажному для местных камней и пыли.
Юркий огонек на Иминой ладони вырвал у жадной тьмы основание терема — огромный пень, похожий на спрута, весь в резьбе непонятных символов.
— Тут была кереметь. Святилище лесного духа среди заповедных дерев…
Девушка приблизилась к пню — в нем было охвата четыре, может пять — мазнула свободной ладонью по символам и тут же отдернула руку.
— Кровью пахнет, — предугадал ее слова лич.
И, действительно, Има показала ему ладонь с блестящими каплями, растерла кровавую смолу между пальцев.
— Вот от чего проклятье. Они, предки четырех родов, осквернили это место — срубили священные деревья и выстроили из них терем. Вот дух-медведь и лютует — бросается на всех, кто в терем заходит, а более всего он хочет этот терем сломать.
— Какой толк его теперь ломать? Керемети ведь назад не вернешь? — усомнился Моа, а Има вдруг ухватила его за руку и потянула вглубь подвала, ближе к кровоточащему пню.
— Ты посмотри сюда!
Она ткнула пальцем в извилистые борозды коры. Там, чуть заметно трепеща от идущего через половицы ветерка, пробивался во мраке крошечный зеленый росток с парой бледных, до конца еще не раскрывшихся листочков.
— Живое, — произнес себе под нос Моа, точно не определившись, к чему именно относится этот возглас. К живому ли дереву, умудрившемуся проснуться и зазеленеть в здешней неприветливой, непроглядной темноте. К Иминой ли теплой ладони, сжимающей его руку так крепко, что отчетливо ощущается пульс в ее напряженных пальцах… — Эй, вы! — обратился он в итоге к мертвякам. — Почему про дерево молчали?
— Нельзя нам про него говорить — проклятье не дает…
Има сжала руку лича сильнее, заглянула в лицо. Ее глаза отразили всполохи ламп наверху.
— Что же выходит? Надо дать медведю разломать терем? Тогда и проклятье рассеется? И мертвые в подвале покой обретут?
— Выходит так. — Моа первым поднялся из подполья в комнату, направился в сени, отвязал коня, повод Име передал. — Только это теперь не наша забота. Уйдем отсюда…
Стоило ему только это произнести, как весь терем — нет, весь холм от подножья до маковки — закачался и затрясся крупной дрожью. Заревел на крыше дух-медведь, и в голосе его, прежде гневном и злобном проступили ноты нескрываемого страха.
— Моа, сзади! — заорала во всю глотку Има, ширя глаза. — Уйди от стены!
Вняв предупреждению, лич, не оглядываясь и не разбираясь, что там позади за напасть, в развороте ударил мечом за себя. Там невесть откуда выпроставшаяся оленья голова с оскаленными хищными зубами клацнула пастью в пустоту и отвалилась на пол отрубленная. Из алого среза водопадом хлынула кровь, и такая же кровь потекла из-под потолка по стенам, оставляя на сером дереве темные кривые следы.
Новая опасность возникла уже позади Имы — еще одна башка вытянулась из ниоткуда, желая вцепиться девушке в плечо. Не успела — лич срубил и ее.