Лич, который взрывает воздушные замки

— Не, работы дохрена, — ответил я. — Я же говорил — месяца через три, всё вернётся в норму, а сейчас я в работе по самые яйца.

— Но вчера же ты приходил… — расстроилась она.

Вчера у меня появилось окно из-за «эха» сбоя — месяц назад Захар накосячил с партией клонов и они не поступали на конвейер аж восемнадцать часов. Скорость роста у них одинаковая, для компенсации столь незначительной недостачи новые капсулы для выращивания не поставишь, поэтому мы вынуждены периодически терпеть вот такое «эхо» того сбоя.

Захар и сам был очень удивлён случившемуся и всё тщательно перепроверил — оказалось, что биоматериал, из которого ваяют клонов, загрязнился в ходе весьма маловероятного события, на случай которого у Захара ничего придумано не было, ввиду уже упомянутой маловероятности произошедшего. Но это произошло, поэтому он внёс изменения в техпроцесс, что заняло у него около двух часов, а следующие шестнадцать часов росли новые клоны.

— Вчера была такая возможность, — ответил я. — Сегодня её нет. Через месяц она снова появится. Так что надо просто потерпеть.

— Зачем ты так вкалываешь? — спросила Карина с обидой.

— Ну, затем, чтобы не проиграть в грядущей войне, — ответил я. — Живая ауксилия, несмотря на её многочисленность, не сможет удержать всю мощь Протектората. Поэтому я сейчас очень быстро создаю тех, кто точно сможет.

На случай кода «коричневого» у меня есть Захар и его войско железных солдат, но не хотелось бы доводить до такого…

— Мне хочется, чтобы ты проводил со мной больше времени, — вздохнула Карина.

— Буду, обязательно, — заверил я её. — Но только после того, как закончу с новобранцами.

— Всегда появляется что-то ещё… — пожаловалась она.

— И в Смерти мы служим, — ответил я на это. — Впрочем, я даже представить себе не могу, что может быть важнее моей нынешней задачи — от её выполнения зависит, в том числе, и твоё выживание. Если мы не сможем отразить вторжение, то это подвергнет риску и тебя. Я такой риск себе позволить не могу.

— Бьёшь прямо в сердечко, мой герой… — проворковала Карина. — Ладно, прощаю…

— Ладно, пойду продолжу работу, — сказал я. — До встречи.

— Пока-пока! — попрощалась Карина.

Завершаю вызов и иду в свою лабораторию Великого Делания.

Ёбаные алхимики, блядь…

Вот как они вообще пришли к этому⁈

Это же какой-то особо озабоченный долбоёб сумел выделить нигредо из тушек мертвецов, после чего разработать ритуал по его получению из крови.

Потом какой-то другой особо озабоченный долбоёб как-то сумел синтезировать альбедо, а затем другой долбоёб придумал, как использовать альбедо в создании оборотней. Тут, конечно, всё могло быть наоборот — это оборотни как-то само собой возникли и выработали в себе альбедо, но мне больше верится в первый вариант.

Затем, как будто этого ёбаного всего было мало, какой-то конченый долбоёб сумел синтезировать цитринитас, хуй его знает как и хуй его знает зачем.

Но ведь был же мудак, которому вообще было нечего делать — напоролся на рубедо, тоже хуй его знает как. Я вообще, блядь, не представляю себе, куда надо копать, чтобы напороться на рубедо! Это случайно не сделать! Невозможно, блядский стыд!

Хотя, если учитывать, что я такой у маменьки не один, и личей с архиличами за всю историю было дохуилиард, кто-то из этих мудаков мог, тупым методом перебора… Не, как-то маловероятно. Впрочем, бесконечность параллельных миров…

Ладно, сомнительно, но хрен с ним.

Только вот весьма маловероятное исполнение всех этих вероятностей никак не объясняет, как они добрались до Великого Делания.

Объяснение только одно — Смерть.

Это она толкала целые сонмы личей и архиличей к угодным ей действиям и поощряла самых успешных крупицами знаний. Они работали, упорно, с полной самоотдачей, полностью отдавая себя исследованиям и поискам, занимавшим, возможно, десятки тысяч лет. А всё ради того, чтобы я, в конце концов, получил готовую рецептуру на блюдечке.

Да, я не единственный такой у нашей Маменьки, но я, вероятно, единственный из сотен тысяч её сынов и дочерей, кто обладает Искрой…

— Люся! — резко открыл я свинцовый сейф с сердцем. — Ебать тебя не заебуся⁈

Сердце совершенного существа стабилизировалось на температуре 104,7 градуса Цельсия, что уже позволяло хранить его в защищённых от детей местах.

До этого оно имело температуру под три тысячи градусов, затем, после ритуала охлаждения, снизило накал до двух тысяч, а через два месяца интенсивной работы я сумел охладить его до нынешней отметки и больше она не падает, но надо, чтобы упала.

В руководстве написано, что надо максимально близко к температуре человеческого тела, но не ниже. Чем ближе к эталону, тем лучше. Только вот непонятно, как именно понижать после этой отметки.

Я всё сделал правильно — раскочегаренная заготовка обрела форму настоящего сердца, затем, в ходе понижения температуры, оно начало приобретать свойства настоящего сердца — прорезались клапаны, сосуды, желудочки и даже имитация разных типов мышц. А при падении температуры до двухсот градусов, оно впервые сократилось.