Личная нескромность павлина

Только снова я не попала в эти Дубны, — что за место такое заповедное, если в январе не пустил туда светлосерый, то на этот раз обвел вокруг пальца тоже матерый, славный такой, и калину мы с ним рвали в безлюдной Гадомле, и дикие яблочки подбирали, и по полям ходили, и к озеру вышли, и дикого гуся на берегу видели, который не улетал, а неподвижно стоял на краю убранного поля; парень сокрушался, что нету у него ружья и не будет, потому что не то отбыл он срок, не то продолжает отбывать, тут я не не очень поняла.

Прошли Гадомлю, заглянули в сарай под горой, теперь доверху набитый свежим сеном, — он и наготовил, вышли в поле и наконец поднялись на тот самый шихан. Вдруг раздался выстрел, потом еще. Он объяснил, что сегодня удомельские охотники приехали на волчью облаву.

Странный парень опять вспомнил о том, что людей надо бояться, а не волков, и рассказал необъяснимую историю о том, как за ним однажды молча шел какой-то человек, держался он все время на одном и том же расстоянии, дело было в сумерках, на предложение остановиться, закурить и вместе идти дальше ничего не ответил, только покашлял, а на подходе к деревне остановился, посидел за мостом, развернулся и пошел обратно. Мой спутник был уверен, что это было никак не привидение. Если бы было привидение, оно бы стояло на месте, а к этому начнешь подходить, он назад отходит. Потом в деревне он спрашивал, шел ли в то время кто с автобуса. Нет, никто больше не шел.

Мы вышли к озеру.

Он показал на клочки сена, застрявшие в ельничке на берегу.

— Вот елки, а дубов здесь нет. А льна тут никогда и не было. Я сам это сено косил.

Не было, так и не было, пошли обратно.

В Заселище мы с ним попрощались, ему надо было на дойку, а мне той же дорогой идти одной. Было пять часов. Скоро начнет темнеть.

Солнце еще не зашло. По-прежнему все сверкало. Яркое небо без единого облака, желтые сжатые поля и лиловые пашни.

Местность была холмистая, видимость на все стороны света, необозримые поля прерывались перелесками, на горизонте стояли стеной темные леса. Захватывало дух от простора. Кажется, именно здесь продолжаются отроги Валдайской возвышенности.

Я уже давно прошла мимо бочки, как ее называли в деревне, тоже считая важной приметой эту ржавую цистерну, вдруг раздался дикий протяжный вой. Он дробился и переливался по полям и перелескам, и казалось, что несется со всех сторон, как будто все новые голоса присоединяются к оголтелой стае.

Тут почему-то я подумала, что это никакие не волки, а удомельские охотники завывают на все лады. Вытье шло слева из лесочка за полем.

Ну вот, там подвывалы, впереди придурки стоят на номерах, а какая-нибудь волчица в самый раз выскочит молчком на голос, стрелок наготове, а я между ними.

Приехали тут выставлять зверя на стрелков. Тут люди ходят! Эта дорога за хлебом!

Наступила пауза. Ретивый вабельщик откашливается там в шапку, стоя на коленях и припав к земле, другие подвывалы разминают уставшие шеи, снова запрокидывают головы!

Снова завыли!

Сначала гнусаво, потом громче, забирая все выше и выше. Заунывные голоса наполняли лощины, овраги, острова и поля, летели вдаль и переливались за холмы.

Гимн великой волчьей столице был бы и вовсе леденящим, если бы не был подделкой.

И тут я набрала воздуху и прокричала громко и протяжно:

— Эй вы, падлы, заткнитесь! — крикнула и удивилась своему голосу — с какой силой его подхватило и понесло по великолепным просторам, и они разом замолчали, и только самый последний из прибылых замешкался, отстал, и в общей тишине отчетливо прозвучал его щенячий голос с визгливым взлаиванием. Наступила тишина. Вот этот неуклюжий на толстых лапах и дал понять — никаких подделок, все самой высокой пробы!

Это было обычное вечернее вытье всей семьей, расселись в кружок, задрав головы, можно сказать, под абажуром, волчий домострой по неизменному расписанию!

Короткие рассказы

ВОЗДУШНЫЙ БОЙ

— Если вы в войну попали в окружение, то не ходите на большую дорогу, а пробирайтесь стягой.

Этот совет деда Каменкова из псковской деревни Ермолово был дельный, стега спасла ему жизнь.

Война давно кончилась, а мы в окружении собственных навязчивых страхов, предрассудков, предубеждений, вчерашних мифов.

Не знаю, как кому, а мне с раннего детства снились бомбардировщики и истребители. Вот самолет начинает падать, подбитый, прямо на тебя, а бежать сил нет. Сон повторялся до тех пор, пока однажды, уже взрослая, я снова не увидела все тот же воздушный бой, и все тот же подбитый самолет стремительно падает вниз, снова прежний ужас, самолет еще маленький на фоне яркого голубого неба, но сейчас он упадет прямо сюда, и вот происходит самое неожиданное: под рукой у меня оказывается старое ведро, из тех, какие обычно стоят на полу возле русской печки, я успеваю подставить его навстречу падающему самолетику, и вот он, этот бомбардировщик, попадает точно, куда надо, безвредно шипит, как головешка, остывая, потому что на дне помойного ведерка, как и полагается у каждой хозяйки, налито немного воды.