Личная нескромность павлина

В Кашгаре существовал обычай выдавать девушек за приезжих купцов. Закончив свои торговые дела, купец уезжал, жена с плачем провожала его до городских ворот, но покинуть город и отправиться вместе с караваном мужа она не могла — кашгарскими законами это было запрещено. Скоро ее снова выдавали замуж. На память о каждом замужестве красавица получала в подарок от заезжего купца шапку. Особенно ценились те невесты, в доме которых было выставлено напоказ больше шапок. Красотка, на которую привели взглянуть Валиханова, хранила у себя двадцать лисьих малахаев, они были сложены на постели одна на другую, как подушки.

Уйгурская жена Валиханова тоже видела белокурого френга, особенно ей запомнились его развевающиеся на ветру золотые волосы. За городом, на берегу реки, сохранилась пирамида человеческих голов, воздвигнутая еще кровожадным ходжой; головы казненных китайцев и мусульман собирали во многих местах и отправляли к пирамиде. Впрочем, Валиханов убедился, что китайцы, подавившие восстание, в своей жестокости не уступали ходже.

Наши войска быстро продвинулись далеко на восток, и часть, где служила Татьяна Левина, оказалась в глубоком тылу. Ее поселили на окраине деревни, в чистой половине глинобитного дома, согнав многочисленное семейство в один угол.

Штаб разместился в бывшем здании уездного комитета у базарной площади.

Вначале было много работы. Нужно было перевести обращение коменданта к населению, в котором говорилось о водворении в стране подлинно народной власти, о восстановлении норм партийной жизни, о дружеских чувствах, которые всегда питались к братскому народу. Дальше населению вменялось в 24 часа сдать все имеющееся огнестрельное оружие, а также говорилось об установлении в районе комендантского часа.

Несколько ружей принесли старики, это были ружья советского производства устаревших систем, да солдаты притащили пулемет, брошенный в каких-то кустах (надо будет узнать, как они называются).

Как-то в штаб привели пленного. Допрашивал его сам полковник. Татьяна переводила.

Он был ранен при отступлении. Дочка учителя спрятала его у Южной горы. У него были тонкие черты лица и речь образованного человека. Его произношение выдавало в нем столичного жителя, и из скупых ответов можно было понять, что он был сослан сюда, на окраину, для перевоспитания. Потом он вообще перестал отвечать, и Татьяна постаралась как можно мягче передать ему заверения полковника в том, что дочери учителя ничего не грозит и что полковник надеется на его благоразумие, тем более что у него есть время подумать.

Однажды Татьяну пригласили принять участие в охоте. Дорога в горы шла мимо садов, где виднелись завязи гранатов и еще зеленые абрикосы, а дальше тянулись посевы белого льна и плантации опиумного мака. Как прошла охота в горах — во всех подробностях выяснить не пришлось, известно только, что Татьяна подстрелила рысь, великолепный экземпляр, ее видели многие, а на обратном пути спутники Татьяны устроили пальбу по наклевавшимся маковых зерен галкам, которые оцепенело сидели на тополях вдоль поля, некоторые из них, совсем одуревшие, давно свалились на землю.

«Странное явление, — писал в свое время Валиханов. — Сегодня купили для обеда черную курицу. Суп от нее вышел черный, и кости птицы покрыты черной пеленой. Действительно, здесь замечено, что черные курицы имеют даже и мясо черное, грубое и невкусное. В Китае продают птиц всегда зарезав и ощипав. Свиньи китайские все вообще черны и бывают удивительно жирны. Китайцы удивляются и не верят, что есть свиньи другого цвета».

Мы не знаем, удалось ли Татьяне попробовать этого черного супа, но необычная чернота, в которую впала домашняя живность, я бы сказала — некоторая обугленность, интересна сама по себе.

Татьяна несколько раз говорила капитану Тарасенко, как неприятно ей одной занимать большую часть дома, в то время как хозяева ютятся в тесном углу. Всякий раз, когда она молола себе кофе или открывала сгущенку, ее охватывала неловкость, она знала, что крестьяне давно голодают. Банки шпротного паштета и соевые батончики в переизбытке входили в офицерский паек, и она старалась вложить в руку пробегавшего по двору малыша конфету или жестянку консервов.

Мы узнали о том, что началась война, воскресным утром.

Начинался прелестный мартовский день. Собираясь в лес, Татьяна растирала мазь на смоленых лыжах. Тайпи нетерпеливо прыгала рядом.

Знала ли она, назвав своего сеттера — Тайпи (кажется, это значит упадок-возрождение), что вскоре окажется среди чужого народа, перед древней культурой которого она преклонялась.

— Сижу дома в сезон приготовления вина, — придумывала она название трехстишию, сочиненному в подражание дальневосточным поэтам.

Осенняя луна.
Пузырьки бегут из бутылки.
Не пойти ли к стогам.