Я не знала, что и сказать. Он защитил меня. Закрыл собой. Это на моем горле должны были сомкнуться эти клыки. И его рука… Боль и жжение в плече не утихали, но страшнее всего было смотреть на раны учителя.
— Ариенай, — процедил он. — Перестань. Со мной все нормально. Сейчас мы спустимся и дойдем до дома. Демон ушел, все хорошо.
— Вы ранены, — выдавила я. — Ничего не хорошо.
— Заживет, — пожал плечами он.
Лицо учителя тут же исказилось от боли. Он, наконец, выпустил меня и накрыл следы клыков ладонью. Я вцепилась в крышу, а рука Ару вспыхнула. Огненные нити сплетались в заклинание, которое временно останавливало кровь. Я тоже умела создавать подобное. После этого кровник раздраженно процедил:
— До дома протяну. Нам нужно вернуться. Слезай. Ты первая.
Каким-то чудом я сумела спуститься, несмотря на боль в плече и свой страх. Ару больше ничем не выдал, что ему больно. Молча слез следом за мной, дождался, пока я развею лестницу, а затем прикрыл плащом раненую руку и побрел вперед. Я свела на плече края порванной ткани, чтобы скрыть ожог. Выматывающее жжение не прекращалось всю дорогу.
Ару создал скрывающее заклинание, и мы брели под ним до задней калитки Одли. Заспанный слуга принял наши рваные плащи и удивленно проводил нас взглядом. Когда мы поднялись наверх, я ждала, что меня прогонят. Но Ару решительно отворил дверь своей комнаты и сказал:
— Проходи.
Я одновременно испытала облегчение и беспокойство. Мне не хотелось оставлять его одного с такими ранами, и в то же время я не могла понять, что сейчас от меня нужно кровнику.
Ару затворил дверь и скрылся в спальне. Через минуту он вернулся с чистой рубашкой и мешком всевозможных снадобий. И тут же приказал мне:
— Расстегивай.
Его палец почти касался пуговицы на моей груди. Я округлила глаза и отчаянно замотала головой.
— Тебе нужно обработать ожог, — терпеливо пояснил он.
— Сначала вы, — заупрямилась я.
В его взгляде сверкнула ярость. Я ожидала, что сейчас он выскажет мне все, что думает о бестолковых практикантках. Но вместо этого кровник молча сорвал с себя сюртук, жилет, а затем и рубашку. После этого он подошел ко мне и сказал, глядя в глаза:
— Ты при виде этой раны трясешься, как осиновый листок.
— Вы сами не справитесь, — возразила я. — У вас рука тоже ранена. И…
Я молча указала на его обнаженную грудь, где не осталось и следа былых ран, но уже проступил алый узор метки. И добавила:
— Вы же не покажете здешним слугам это?
Ару скривился, но возразить ему было нечего. Поэтому он неохотно опустился в кресло и подставил плечо.
Мне и в самом деле было страшно. Обрабатывать раны меня учили, но я никогда не делала этого по-настоящему. Кровник не дрогнул, пока я неловкими движениями промывала глубокие порезы от клыков. Мазь накладывала я уже увереннее. А вот с бинтами пришлось повозиться.
— Туже, — попросил Ару. — Затягивай сильнее. Мне не больно.
Ага, только лицо белое как мел. Совсем не больно, а еще есть ожог. Затянув бинты на плече, я достала банку средства от магических ожогов. Точно такую же, какую использовала сама в прошлый раз. Ару покорно протянул мне руку, и я поняла, что рана была цветочками. С величайшей осторожностью я наложила мазь на покрытую волдырями ладонь и предплечье. Каким-то чудом пальцы уцелели, и на них не было и следа прикосновения демона. Затем так же медленно и аккуратно забинтовала руку учителя от ладони до локтя.
Я не могла избавиться от мысли, что все это предназначалось мне. Меня должна была сжечь или загрызть эта тварь. Все это должно было быть на моем теле. Наконец, я завязала узел, отрезала лишний бинт и отступила в сторону. Ару критически пошевелил пальцами и поднял на меня глаза, а затем мы одновременно сказали:
— Спасибо.
На лице кровника появилось удивление.
— Мне-то за что? — спросил он.
Я указала на бинты и ответила:
— Все это предназначалось не вам.
Он поднялся с кресла и пожал плечами. Затем, кривясь от боли, накинул чистую рубашку и процедил:
— Я твой учитель и обязан защищать тебя по договору.
От этих слов почему-то стало больно. Я поспешно опустила взгляд. Внутри меня вспыхнули злость и тоска. Хотелось спросить, входят ли поцелуи у Адских врат в учебную программу, но я прикусила язык. Он этого не заслужил.
Ару решительно развернул меня к окну и повторил:
— Расстегивай рубашку.
Я почувствовала, что снова заливаюсь краской, и выдавила:
— Нет.
— Мне неудобно накладывать повязку так.
— Я сама могу.
— Я сделаю лучше.
— Нет.
Ару начал раздражаться:
— Ариенай. Ты должна дать мне возможность перевязать тебе плечо. Хочешь, чтобы это делали слуги Элизабет?
Только напоминание о его сестре заставило меня медленно расстегнуть несколько верхних пуговиц и обнажить плечо. Ожог был довольно крупным, размером не меньше ладони, и сильно болел. Я ждала, что кровник наложит мазь, и станет хоть немного легче. Но вместо этого Ару осторожно отвел в сторону мои волосы и потянул воротник рубашки вниз. А затем коснулся обнаженной кожи под выступающим шейным позвонком и удивленно спросил:
— А это у тебя откуда?