Личная терапия

И вместе с тем Мурьяна нельзя назвать только законченным подлецом, обыкновенным завистником, захлебывающимся слюной при виде чужих успехов. Тут дело обстоит не так просто. Мурьян бесспорно умен – тем быстрым умом, котором я, например, всегда восхищался. У него прекрасная эрудиция (объясняемая, правда, тем, работая в «Вестнике», он читает практически все поданные туда материалы), и из массы сведений, которыми Мурьян обладает, он умеет извлечь какие-то вкусные фактики и скомпоновать их в неожиданную смысловую конструкцию. Причем делает это он буквально на ваших глазах – будто проращивая ее и пересыпая блестками остроумия. Первое время я просто был очарован этим умением. Мне тогда представлялось, что таким и должен быть настоящий исследователь: быстрый ум и способность легко оперировать громадными массивами знаний. В социопсихологии, кстати, – фактор достаточно важный. Странным только казалось, что при таких вроде бы замечательных данных Мурьян до сих пор не имеет ни докторской, ни даже кандидатской степени. И работает почему-то не в одном из исследовательских отделов, где есть простор для ума, а в редколлегии «Вестника» – погруженный в рутинную редактуру. Однако разные бывают у людей обстоятельства. Авенир, например, тоже до сих пор не доктор наук, хотя, по общему мнению, уже наработал материала на две, а то и на три диссертации. Правда, Авениру некогда заниматься защитой. Оформительской, чисто канцелярской работе он предпочитает процесс непрерывного думанья. Он так и говорит: Я лучше придумаю еще что-нибудь. И, что самое интересное, действительно ведь придумывает. А вот почему нет степени у Мурьяна для меня было загадкой. Сам он объяснял это тем, что – и бог с ним, главное ведь не звания, должности, степени, не так уж и важно; главное – что человек собой представляет. Объяснение, конечно, возвышенное, но лично у меня вызывающее некоторые сомнения. В конце концов ведь не так уж трудно защитить хотя бы кандидатскую диссертацию. Сколько соискателей проходит этот этап без особых хлопот. В конце концов такая защита – дело чисто формальное. Она лишь подтверждает то, что человеком уже давно наработано. И только по прошествии времени я начал понимать в чем тут дело. Блистательные рассуждения Мурьяна обладают одним странным свойством: уже минут через тридцать невозможно сказать, что именно он говорил. Кстати и сам Мурьян этого уже обычно не помнит. И еще более странное следствие имеет попытка запечатлеть сказанное на бумаге. Выясняется вдруг, что все мысли, которые Мурьян так увлекательно излагал, принадлежат не ему, а совсем другим людям – в основном, авторам того же «Вестника»; собственного же вклада Мурьяна обнаружить не удается.

Помню, как я был поражен, впервые столкнувшись с этим любопытным открытием. Я тогда просматривал подшивку за год и вдруг стал узнавать в монологах Мурьяна прочитанный материал. Правда, следует отдать должное, излагал его Мурьян, как правило, с большим блеском, чувством и выразительностью, но ведь от этого сама авторская принадлежность материала не изменялась.