Решившись, я захлопнула за собой дверь в спальню, отсекая все пути к отступлению, пересекла коридор и опустилась на колени рядом с тихо поскуливающим Казиком. Возможно, прежде это было просто показательное выступление, но сейчас я почему-то не сомневалась в том, что мужчине в самом деле очень плохо. Он побледнел, на лбу выступила испарина, светлые волосы как-то неестественно торчали в разные стороны, как будто они пропитались магией сверх меры. Казимир выглядел, если честно, очень ненатурально, будто оживленная восковая кукла, но я отбросила в сторону все дурацкие мысли.
Первым делом мне надо оказать ему экстренную помощь, а потом уже думать о том, что с нашим досмотрщиком не так!
— Поможешь? — взглянула я на Людвига с надеждой, что он всё-таки окажется чуточку добрее, чем мне казалось, и не будет всё так же равнодушно стоять у двери и смотреть, как страдает другой человек.
Людвиг подозрительно покосился на Казимира, потом взглянул на меня и поинтересовался, правда, без особого восторга в голосе:
— Что надо делать?
Я не сдержала улыбку. Значит, Людвиг всё-таки согласен действовать со мной заодно и не бросит, когда будет нужна помощь. И в его сердце есть немного милосердия, хотя, разумеется, нам определенно не за что любить Казимира и каким-либо образом ему помогать. Но пусть… По крайней мере, совесть будет чиста, и ни я, и фон Ройсс не посчитаем себя виновными в каких-то увечьях этого мага.
— Всё очень просто, — пояснила я, вспоминая, как бабушка лечила приходивших к ней больных. — Тебе надо опустить руку мне на плечо и открыть доступ к колдовской силе. Я воспользуюсь ею сама, и если ты в достаточной мере мне доверяешь, то я смогу активировать заклинание и полностью деактивировать яд, который его мучит. Сама, увы, вряд ли такое проверну, тут профессиональный целитель нужен.
Людвиг тоже опустился на колени и скептически взглянул на Казимира, а потом протянул мне руку.
— Делай всё, что будет нужно.
— И ты пустишь меня в свой резерв?
— Да, — легко ответил он. — Я тебе доверяю.
Прозвучало как-то неожиданно. Вряд ли в мире было слишком много инквизиторов, которые в самом деле полноценно доверяли ведьмам. Я вообще не была уверена в том, что хоть кто-нибудь их них решился бы так легко открыться, дать мне полный доступ к собственной силе… Если она у других инквизиторов в самом деле была.
Тем не менее, я решительно вложила свою ладонь в его. Лгал Людвиг или нет, а мы нужны друг другу. Возможно, только для того, чтобы в самом деле получить деньги. А может, нас в самом деле связывает магия, сильная, древняя, способная руководить судьбами людей не хуже, чем корысть или теплые чувства друг к другу.
Я ощутила его силу в ту же секунду, как наши руки соприкоснулись — и с удивлением обнаружила, как стремительно белеет пятая бусина на моем запястье. Я не знала, какое именно только что мы прошли испытание, но это и не имело никакого значения. Важным было то самое чувство поразительного единения, того, как соприкоснулся наш дар. В эту секунду я ощущала себя с Людвигом единым целым, и, кажется, он тоже так думал. В его глазах, по крайней мере, в эту секунду, я видела только отражение собственного пламени.
Ужасное желание поцеловать мужчину, подарить ему хоть какое-то подтверждение собственной взаимности оказалось отогнать от себя не так уж и просто, но — я справилась, разумеется, силой воли велев себе даже не помышлять ни о каких глупостях. Если мы не исцелим Казимира, то ни о каком единении даже и речи быть не может. Пришлют нового досмотрщика, но гибель этого будет наверняка на нашей совести.
Второй, свободной рукой я сжала запястье Казимира и попыталась вдохнуть в него силу. Магия герра Хогберга была странной: слоистой, старой, как будто пытающейся воспротивиться новому силовому потоку, но в тот же момент удивительно слабой и хрупкой. Я даже испытала странное отвращение, когда вынуждена была пробираться сквозь толщу его магии к физической оболочке.
У меня уже не впервые возникло ощущение, что этот мужчина сплошь искусственный, сделанный из какого-то другого, чужеродного материала. Он был каким-то липким, мерзким, и, пробиваясь сквозь этот колдовской панцирь, я испытывала одно только отвращение.
Герр Казимир Хогберг, по крайней мере, в том его проявлении, с которым мы с Людвигом сталкивались каждый день, будто и не существовал даже. Он был выцветшей белобрысой оболочкой, прятавшей внутри, под слоем магии, что-то отвратительное и довольно старое.
Тем не менее, я не сдавалась. Магия исцеления, моя и Людвига, с удивительным упорством преодолевала преграды и наконец-то добралась до цели.
Мда, интересно, каким местом думала Барбара, когда использовала такие чары? Уж точно не головой.
Использованные ею ингредиенты не могли породить ни любовь, ни даже физическую страсть. Мне казалось, что, выпив такое, мужчина вообще будет способен исключительно на отвращение, возможно, даже ко всему женскому полу. Или Барбара так с отворотом постаралась?