Личная ведьма Тёмного (СИ)

— Сейнол! — Ронтагур чуть ослабил хватку. Из-за камня опасливо высунулся кусок чёрного капюшона. — Сейнол, будь ты проклят! Живо читай!

Обхватив ладонью мою руку, на которой едва успела свернуться кровь, Ронтагур надавил. Порез разошёлся в стороны и из него снова хлынула красная струйка. Сейнол занял место в изголовье и стал повторять своё заклинание.

Вернулись уже знакомые ощущения: будто кто-то сворачивал внутренности в тугой жгут и выкручивал, выжимал до последней капельки жизни. Высасывал то, что принадлежало мне по праву. Я выгнулась дугой, глаза мои отыскали в полумраке церемониального зала Майриона. Он яростно сжимал руки в кулаки, а вокруг тела отплясывали чёрные туманные щупальца. Одними губами Майрион прошептал «прости». Ещё пара мгновений боли, иступляющей и обескураживающей, самой отчаянной боли, и всё закончилось.

Я была жива, но чувствовала себя опустошенной. Как это странно — я никогда особенно не ощущала магию, лишь короткие и тихие её всплески, но когда лишилась её то осознала, что уже не смогу быть прежней. У меня забрали огромную часть чего-то важного. У меня словно забрали меня.

По ладони к локтю продолжала идти кровь. Моя рука так и осталась не привязана, но я не могла ей пошевелить. Не могла пошевелить и пальцем: вероятно, порез оказался таким глубоким, что задел сухожилия.

Ронтагур глубоко вздохнул и размял плечи, будто распределяя новую силу по телу. В его глазах больше не было страха — он ощущал себя непобедимым.

— Вот теперь мы можем говорить на равных. — Взгляд его, обращенный к Майриону, вспыхнул ненавистью. — Сейнол, от этой идиотки избавься.

Но Сейнол снова осел на пол, не желая отсвечивать.

Майрион на выпад Ронтагура среагировал моментально: покатал меж ладоней чёрный сгусток и как следует тряхнул, превращая его в хлыст. Несколько широких шагов, и вот он уже в метре от Ронтагура, напряженный и опасный.

— Ведьмочка, так и знал! — Раздался над ухом знакомый, и такой любимый писклявый голос. — Тебя нельзя оставлять одну!

— Мм!

— Что? Говоришь, нужно вытащить эту штуку из твоего рта?

— Мм!

— Ох, как я рад, что этого никто не видит! — Лесуросвин грациозно, словно горный козлик, запрыгнул на камень, склонился надо мной и пощекотал щеку гладким пятачком. Схватился зубами за тряпку, и та выскочила из моего рта.

Говорить! Как же прекрасно иметь возможность говорить!

Но поболтать нам с Аргоком не дали: атмосфера вокруг раскалилась. Пока я наблюдала за разворачивающимся боем, Аргок занялся узлами на моей руке и ногах.

Ронтагур вскинул руку, и вокруг его пальцев обвились тонкие нити Тьмы. Они подрагивали и искрили, когда соприкосались, и, кажется, вели себя совершенно непредсказуемо. Ронтагур испуганно махнул ладонью, стряхивая Тьму, и решил попробовать снова. Но и на этот раз ничего не вышло: лишь клубы чёрного тумана появлялись и расползались ядовитыми змеями по телу Ронтагура, причиняя ему боль своими прикосновениями.

— Сейнол! Что ты сделал со мной?! — Заверещал Ронтагур.

Майрион отбросил в сторону хлыст, которым так и не воспользовался. Вытянул руку вперёд, схватил Ронтагура за шею и поднял над полом.

— Хотел иметь магию, но магия поимела тебя. — Проскрежетал он через плотно сжатую челюсть.

Лицо Ронтагура стремительно краснело, а глаза закатывались наверх. Он болтал ногами в воздухе и я отвернулась, не в силах смотреть на эту картину.

— Ведьмочка, последний есть! — Радостно завопил Аргок. — Свободна!

Я резко встала и едва не легла обратно — зал закружился перед глазами. Что-то глухо ударилось о пол, и я заставила себя сконцентрироваться: Ронтагур, неподвижный и бледный, лежал в ногах Майриона.

— Господи. — Прошептала я онемевшими губами. — Господи.

— Амели! — Майрион, перешагнув через Ронтагура, бросился ко мне.

Я позабыла всё. Забыла его предложение принцессе, забыла всю боль, что мы причинили друг другу. Хваталась непослушными пальцами за ворот его камзола и жалась ближе, словно пыталась втиснуться в Майриона, стать его частью раз и навсегда. Чтобы никаких больше несчастий и бед, никаких предателей и друзей. Никого и никогда, только мы вдвоем. Вдыхала носом умопомрачительный запах и лила слёзы: по Льют, по своей поломанной жизни, по самой себе — пустой, никчемной.

— Всё будет хорошо. Скоро всё закончится. — Шептал Майрион и, отыскав моё лицо, стал расцеловывать мокрые щеки, лоб и нос. Осыпал мелкими поцелуями каждый миллиметр и прижимал к себе так крепко, словно, как и я, хотел сделать нас одним целым.

— Он мёртв? — Спросила я, наткнувшись взглядом на неподвижного Ронтагура.

— Пока нет. — Желваки на лице Майриона заходили. — Но если он решит подняться на ноги до того, как мы отсюда уберемся, то я уже не буду так милосерден.

Не знаю, почему испытала вдруг такое облегчение. Я ужасно хотела, чтобы Ронтагур страдал. Чтобы он умер самой страшной смертью за то, что сделал с Льют. За то, что сделал с другими девушками — теперь я в этом была уверена наверняка. Но я не хотела, чтобы справедливость вершилась руками Майриона. Мы и без того натворили столько, что хватит на несколько жизней.