Все эти слухи умный Пален брал на заметку, было чем торговаться с Александром. Великому князю уже была рассказана принятая на Западе процедура отставки неугодных правителей, неугодных по болезни — безумию. Если так делают в просвещенных государствах, но почему бы России не воспользоваться их опытом? А тут поступил «живой материал», известный со слов Кутайсова. Якобы… Павел собирается поступить следующим образом: Марию Федоровну сослать в Холмогоры, где обреталась в заточении несчастная Брауншвейгская семья, Александра — в Шлиссельбург, Константина — в Петропавловскую крепость. А что сам Павел? Не иначе как женится на Лопухиной-Гагариной. Нет никаких документов, что Павел собирался это сделать. Не исключено, что сам Пален и распространял эти сплетни. Когда собираешься вести человечество к счастью, все средства хороши.
Пален прожил долгую жизнь, даже с Пестелем успел встретиться в Митаве и поговорить — обменяться опытом. До самой смерти бывший генерал-губернатор твердил, что положение его и заговорщиков было безвыходное, надо было действовать немедленно, иначе бы они все кончили жизнь на плахе. То есть все содеянное ночью 11 марта было сделано как бы в целях самообороны.
А Павел «дурил». 20 сентября последовала отставка канцлера Федора Ростопчина, вице-канцлер Н. П. Панин был еще раньше отставлен. Опять у руля новые люди. Уже в марте Александр и Константин два раза подвергались аресту, после которого повторно приносили присягу отцу-императору.
Примечателен изложенный французским эмигрантом графом Ланжероном разговор Палена с императором 9 марта 1801 года. Все происходило за три дня до убийства. Разговор этот, похожий на анекдот, изложен во всех учебниках. Я дам его с некоторыми сокращениями.
«9 марта я вошел в кабинет Павла в семь часов утра, чтобы подать ему, по обыкновению, рапорт о состоянии столицы. Я застаю его озабоченным, серьезным…
— Фон Пален, вы были здесь в 1762 году?
— Да, ваше величество. Но что вам угодно этим сказать?
— Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни?
— Ваше величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом, я был очень молод, я служил в низших офицерских чинах в конном полку… Но почему, ваше величество, вы задаете мне подобный вопрос?
— Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год.
Я затрепетал при этих словах, но тотчас же оправился и ответил:
— Да, ваше величество, хотят! Я это знаю и участвую в заговоре.
— Как?.. Что вы мне говорите?
— Сущую правду, ваше величество, я участвую в нем и должен сделать вид, что участвую ввиду моей должности, ибо как мог бы я узнать, что намереваются они делать, если не притворюсь, что хочу способствовать их замыслам? Но не беспокойтесь, вам нечего бояться: я держу в руках все нити заговора, и скоро все станет вам известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими Вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский; он ненавидел русских, презирал их и удалил от себя; а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью; он не был коронован, а вы коронованы; он раздражал и даже ожесточил против себя гвардию, а вам она предана. Он преследовал духовенство, а вы почитаете его; в его время не было никакой полиции в Петербурге, а нынче она так усовершенствована, что не делается ни шага, не говорится ни одного слова без моего ведома…
— Все это правда, — отвечал он, — но, конечно, не надо дремать».
Если быть уверенным, что такой разговор состоялся, хочется воскликнуть: «Ну и подлец, но какая выдержка!» Ясно также, что Павел знал о заговоре и целиком доверился Палену. Главное для меня в этом рассказе — концовка: «…я тут же написал об этом великому князю».
Александр уже поддался уговорам. Он согласен наследовать отцу, но он взял с генерал-губернатора клятву, что при перевороте жизнь отца не будет подвергаться опасности. Пален был во всем с ним согласен. А кто склонит Павла к отречению? Сенат. Сенат есть представитель народа, и отречение можно будет сделать без участия великого князя. Александр уже придумал, что отец будет жить в своем Михайловском замке, заниматься семьей, искусством, внуками, в конце концов. Он не видел ничего страшного в такой жизни, недаром он с ранних лет хотел для себя жизни частного человека.
Павел поверил заверениям Палена, но в тот же день, ввиду опасности положения, вызвал письмом опального Аракчеева, которому верил безусловно. Аракчеев сразу бросился в Петербург, но его не впустили в город. Он был задержан на заставе. Объяснение простое: генерал-губернатор Пален заведовал почтами, всякое сколько-нибудь стоящее письмо перлюстрировалось. Поэтому он дал четкий приказ — Аракчеева в Петербург не впускать.
Убийство