Личная жизнь Александра I

Александр знал, что царицу жалеют, а Нарышкину осуждают и чернят, можно сказать — ненавидят, поэтому считал своей обязанностью вознаграждать ее «нежным попечением, доверием, нежностью». Р. С. Эдлинг: «Я еще помню блестящие праздники до 1812 года. Роскошь и царственное величие проявлялось на них во всем блеске. Среди ослепительных нарядов являлась Нарышкина, украшенная лишь собственными прелестями и ничем иным не отделявшаяся от толпы; но самым лестным для нее отличием был выразительный взгляд, на нее устремленный. Немногие подходили к ней, и она держала себя особняком, ни с кем почти не говоря и опустив прекрасные глаза свои как будто для того, чтобы под длинными ресницами скрывать от любопытства зрителей то, что у нее на сердце».

Мария Антоновна родила Александру дочь Софью (1708–1724). Государь признал ее своей, очень любил, но жила она под именем матери. Девочка была болезненной, бич XIX века — туберкулез. Мать возила ее на юг — в Одессу и в Крым, лечились они и за границей. Накануне свадьбы с А. П. Шуваловым Софья умерла. Александр очень тяжело перенес ее смерть. «Это мне за грехи мои» — его слова. Молва приписывает ему отцовство еще трех дочерей Марии Антоновны. Все они умерли в младенчестве.

Роман с Марией Антоновной кончился по ее инициативе — еще одна «пагубная страсть». У Александра служил секретарем молодой человек — князь Гагарин — умный, усердный, честный. На эту должность его рекомендовала сама Нарышкина. Р. С. Эдлинг: «Он пошел бы очень далеко и по заслугам, если бы тут не замешалась любовь. Они влюбились друг в друга и стали думать, как бы получить возможность удалиться от двора и от своих семейств и предаться взаимной страсти». Князь Гагарин сослался на нездоровье и получил отставку в 1816 году, на его место был назначен граф Нессельроде. Князь Гагарин Г. Н. (1782–1837) впоследствии стал посланником в Италии и Баварии.

Исследователей чрезвычайно волнует вопрос — сколько всего было внебрачных детей у Александра? Цифры называют разные — от одиннадцати до двадцати. Как они там считали, интересно бы узнать. Европейские полицейские, приставленные следить за русским императором во время его пребывания за границей, писали отчеты: весь вечер провел в салоне у такой-то, на следующий день у госпожи N пил чай. Может быть, это является прямым доказательством рождения детей у этих особ?

Конечно, Елизавета Алексеевна ревновала мужа к Нарышкиной. Мария Антоновна еще имела наглость как бы между делом сообщить на балу императрице, что опять беременна. Нетрудно было догадаться, кто причина этой беременности. Об этом императрица с горечью пишет матери. А ведь во всем этом была двойная обида. Елизавета Алексеевна так и не исполнила своей главной обязанности — не родила наследника.

Дело шло к войне. Государь уехал в апреле в армию, а императрица тут же перебралась на Каменноостровскую дачу. Это было любимое местопребывание царской четы, хоть в доме не было ничего царственного.

Р. С. Эдлинг: «Он выстроен и убран с отменной простотой. Единственное украшение его — прекрасная река, на берегу которой он стоит. Несколько красивых дач построены рядом с императорской резиденцией. Лицевая сторона дворца окружена прекрасными, правильно рассаженными дерёвьями; садовые входы никогда не запирались, так что местные обыватели и гуляющие свободно ими пользовались. Вокруг царского жилища не было видно никакой стражи, и злоумышленнику стоило подняться на несколько ступенек, убранных цветами, чтобы проникнуть в небольшие комнаты государя и его супруги». Странно это читать — никакой охраны! Павла охраняла вся армия, Александра — только доброе имя.

Вокруг дворца располагались павильоны, в одном из них жила принцесса Амалия. «Мы вели очень правильную жизнь. Надо было вставать рано и сопровождать императрицу в ее прогулках, продолжительных и занимательных, потому что в это время она была общительна и словоохотлива». Амалия, сестричка… «Она всегда находилась между супругами. Ее гостиная была сосредоточием городских сплетен, производивших дурное впечатление на императрицу».

Эдлинг пишет, что, любя государыню, которая была очень добра и участлива к ней, она часто в ее присутствии чувствовала стесненность. «На меня находило иногда смущение; в противность характеру моему, я замыкалась сама в себе, и лишь спустя долгое время я заметила, что это происходило от недостатка равновесия в характере императрицы: воображение у нее было пылкое и страстное, а сердце холодное и неспособное к настоящей привязанности. В этих немногих словах вся история ее. Благородство ее чувств, возвышенность ее понятий, благожелательные склонности, пленительная наружность заставляли толпу обожать ее, но не возвращали ей ее супруга».