Личная жизнь Александра I

«Самые существенные свойства его — тщеславие и хитрость или притворство; если бы надеть на него женское платье, он мог бы представить тонкую женщину», (французский посол граф Лафероне об Александре).

* * *

«Александр, проезжая Вандомскую площадь, был поражен изяществом монумента, посвященного победам Наполеона, но заметил своим окружающим: «Если бы меня так высоко поставили, у меня закружилась бы голова». Парижская чернь хотела разрушить этот монумент.

Александр велел принять меры против этого и объявил парижанам, что он берет под свое покровительство этот памятник высокого искусства: изображение мира заменит статую Наполеона» («Русская старина»: «Жизнь императоров и их фаворитов»).

* * *

Декабрист И. Д. Якушкин рассказывает в своих записках, как в 1814 году, когда гвардия вернулась в Петербург из похода, он наблюдал торжественный въезд царя. «Наконец, — пишет он, — показался император, предводительствующий гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнаженной шпагой, которую уже он готов был опустить перед императрицей… Мы им любовались. Но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя. Это было во мне первое разочарование на его счет. Я невольно вспомнил о кошке, обращенной в красавицу, которая, однако же, не могла видеть мыши, не бросившись на нее».

* * *

Михайловский-Данилевский, находившийся при государе, записал у себя в дневнике 1816 года: «В десять часов утра его величество гулял по саду и семь раз прошел мимо моих окон. Он казался веселым, и взгляд его выражал кротость и милосердие, но чем более я рассматриваю сего необыкновенного мужа, тем более теряюсь в заключениях. Например, каким образом можно соединить спокойствие души, начертанное теперь на лице его, с известием, которое мне сейчас сообщили, что он велел посадить под караул двух крестьян, которых единственная вина состояла в том, что они подали ему прошение».

* * *

А. П. Керн «Три встречи с императором Александром Павловичем»:

«…необыкновенно робкая, выданная замуж и слишком рано, и слишком неразборчиво, я привезена была в Полтаву. Тут меня привезли на смотр и на бал, где я увидела императора… Он (генерал Керн. — Авт.) указал государю на меня и сказал ему, кто я. Император имел обыкновение пропустить несколько пар в польском прежде себя и потом, взяв даму, идти с другими. Эта тонкая разборчивость, только ему одному сродная, и весь он со своей обаятельною грациею и неизъяснимою добротою, невозможно ни для какого другого смертного, даже для другого царя, восхитили меня, ободрили, воодушевили, и робость моя исчезла совершенно. Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом! Он заговорил, и я была на седьмом небе и от ласковых этих речей, и от снисходительности к моим детским понятиям и взглядам!..

— Приезжайте ко мне в Петербург. (разговор шел по-французски. — Авт.)

Я с величайшей наивностью сказала, что это невозможно, что мой муж на службе. Он улыбнулся и сказал очень серьезно:

— Он может взять полугодовой отпуск.

На этот раз я так расхрабрилась, что сказала ему:

— Лучше вы приезжайте в Лубны. Лубны — это такая прелесть.

Он опять засмеялся и сказал:

— Приеду, непременно приеду».

* * *

«Ему казались такие вещи, о которых никто и не думал, будто над ним смеются, будто его слушают только для того, чтобы посмеяться над ним, и будто мы делали друг другу знаки, которых он не должен был заметить. Наконец все это доходило до того, что становилось прискорбно видеть подобные слабости в человеке с столь прекрасным сердцем и умом. Я так плакала, когда он высказал мне подобные замечания и упреки, что чуть не задохнулась от слез» (мемуары великой княгиня Александры Федоровны, впоследствии императрицы).

* * *

«Сражение было общее и продолжалось до самой ночи; потеря с обеих сторон велика; урон неприятельский, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма наш превосходить.

Войска вашего императорского величества сражались с неимоверною храбростью: батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами.