Личная жизнь Петра Великого. Петр и семья Монс

Петр очень стремился к союзу с Францией. Париж манил его еще в 1698 году, во время Великого посольства. Петр ждал, даже пытался вызвать приглашение, но его не последовало. Царь утешился довольно скоро. «Русскому, — говорил он, — нужен голландец на море, немец на суше, а француз совсем ни к чему». Но и Франция относилась весьма равнодушно к существованию московитского царства где-то далеко на Востоке. Его монарх сохранял облик властелина экзотического, странного, темного, но, в общем, мало любопытного. До 1716 года имя победителя при Полтаве даже не значилось в списке европейских государей, напечатанном в Париже.

Но двум столь сильным государствам невозможно было жить в Европе и не поддерживать дипломатических отношений. Дипломаты Петра установили контакт с представителями Версальского двора. Теперь Франция, пытаясь спасти свою союзницу Швецию от неминуемой катастрофы, готова была взять на себя роль посредницы в ее переговорах с Россией. Поездка царя во Францию в 1717 году была устроена с целью ускорить окончание Северной войны и подготовить брак его восьмилетней дочери Елизаветы с семилетним французским королем Людовиком XV.

Если бы альянс, предлагаемый русскими, учредился, то Россия могла вознестись на вершину величия. Замысел состоял в том, чтобы объединиться с королем шведским, если бы тот уступил России обширные провинции, после чего уничтожить господство Дании на Балтийском море, ослабить гражданской войной Англию и переместить в Московию всю северную торговлю. С самого начала стороннему наблюдателю было ясно, что русские дипломаты работали плохо: Франция именно сейчас вступила в переговоры о союзе с императором и английским королем Георгом.

Петр редко разлучался со своей любимой подругой, но Екатерина не сопровождала его во время путешествия по Франции. По-видимому, Петр сознавал, что его ненаглядная «Катинька» годится только для домашнего пользования да для мелких германских княжеств — в Париж он поехал без нее. Человек достаточно проницательный, он понимал, что там ему предстоит очутиться среди новых элементов культуры и утонченности жизни, предъявляющих другие требования благопристойности и приличий.

Молодой маркиз де Майи-Нель был приставлен к царю, чтобы организовать его путешествие из Кале в Париж. Эта миссия оказалась нечеловечески трудной и провальной с самого начала. Прежде всего маркиз явился не вовремя, потому что наступила русская Пасха и все были мертвецки пьяны. Один государь держался на ногах и находился почти в обычном состоянии, хотя выходил инкогнито в восемь часов вечера, отправляясь пить к своим музыкантам, помещенным в трактире. Но и на трезвую голову маркиз вызывал у царя только раздражение. Петр постоянно осыпал его насмешками и тяжеловесно острил относительно привычки де Майи-Неля переодеваться по нескольку раз в день. «Видно, молодой человек не может найти портного, который одел бы его вполне по его вкусу», — язвил царь, не любивший расставаться со старой грязной одеждой[26].

«Люди, — впоследствии писал Майи, — обыкновенно руководствуются рассудком, но этот человек, если можно назвать человеком того, в ком нет ничего человеческого, не признает рассудка вовсе. Я желал бы от всего сердца, чтобы он уже прибыл в Париж и даже оттуда уже выехал».

Во время этого визита, не слишком желанного для французского правительства, де Либуа, вельможа, ответственный за прием русского царя, писал: «В царствующей особе есть зачатки добродетели, но совсем дикой… он встает рано утром, обедает около десяти утра и, если хорошо пообедал, после легкого ужина ложится в девять. Но между ужином и обедом он немыслимо много выпивает анисовой водки, пива и вина и съедает фруктов и всякого рода съестных припасов… У него всегда в руке две или три тарелки, которые готовит его личный повар. Он выходит из-за роскошно накрытого стола, чтобы продолжить трапезу в своей спальне».

Еще один очевидец описывал сорокапятилетнего Петра в это время так: «Царь очень велик ростом, несколько сутуловат и имеет привычку держать голову немного вниз. Он смугл, и в выражении его лица есть что-то суровое».

Во Франции он наверняка ограничивал свой нрав и только отчасти выказывал манеры, которые были «просты, свободны и часто довольно неприличны». Ему не удалось скрыть резкость движений, подозрительность, полную бесцеремонность и крайнюю невежливость. Впрочем, простота поведения не исключала величавости; дурные манеры не заслоняли ненасытную любознательность ума.

За довольно короткое время он успел посетить Дом Инвалидов, потолковать с ветеранами и попробовать их суп. На Монетном дворе наблюдал за чеканкой медали в честь своего пребывания во Франции. В кабинете окулиста Вульгауса присутствовал при удалении катаракты. Побывал в Сорбонне, в Коллеже Четырех Наций, где скромно уклонился от участия в богословском диспуте. Петр не упускал ни одной возможности узнать что-нибудь новое.

Искусства интересовали его меньше.