В 1711 году царь узнал о злоупотреблениях любимца; три года спустя была назначена особая следственная комиссия для разбирательства его преступлений. До самой смерти Петра он находился под следствием. Да не приложил ли он руку к самой смерти «мин херца»?
И после его кончины деятельность любимца сомнительна. Екатерина — протеже, любовница, соучастница Меншикова. Пышущая здоровьем женщина умирает за одну ночь. Может быть, ей не следовало кушать за ужином конфет? Изготовленных кондитером Меншикова, не преминут добавить современники.
Что до женщин Петра, то ни одна, как говорится, «не отдала ему своего сердца». Сильная и длительная привязанность к Анне Монс была для нее тягостной и мучительной. Немецкая практичность и надежда на обогащение заставляли долго терпеть общество неприятного и пугающего ее человека, но в конце концов она не выдержала постоянного насилия над собой и нашла силы порвать эти постылые узы.
А Петр в это время мечтал о женитьбе на ненаглядной Аннушке!
Только его эмоциональной глухотой, неумением видеть очевидное можно объяснить самообман царя, нежелание понять, что он не мил, не нужен ни сам по себе, ни со всем своим царством в придачу.
Но вот, наконец, найдена незаменимая спутница бурной жизни — простая женщина, походная жена, весело переносившая все неудобства и лишения страннической жизни Петра. Она беззаботна, вынослива, знает свое место, усердно рожает царю детей, не позволяет ни малейшего намека на обиду или жалобу по поводу увлечений супруга разными «метрессками». До нас дошли письма Екатерины Петру, в которых она говорит об этих женщинах тоном самой беззаботной шутки.
Конечно, такие преданность и верность требуют награды. Коронация Екатерины произвела настоящий фурор: Петр выказал высшую степень доверия к жене. Эту церемонию император провел в Москве, в Успенском соборе. Весь Сенат и Синод прибыли в старую столицу. Улицы Москвы были украшены триумфальными арками, готовились грандиозные фейерверки.
И что же? Через шесть месяцев становится известно об измене Екатерины с Виллимом Монсом.
«Птенцы гнезда Петрова»
Любой мало-мальски культурный и даже просто учившийся в советской школе человек помнит строки входившей в обязательный курс пушкинской «Полтавы»:
Это те люди, которые сделали возможной блистательную победу русских войск под Полтавой, повернувшей Северную войну к торжеству Российского государства.
Талантливый полководец Борис Шереметев сначала верно служил первым представителям дома Романовых: царям Федору и Ивану, правительнице Софье. При Петре он постоянно жил в нервном напряжении, поскольку вся его деятельность вызывала высочайшие гнев и раздражение. Царь поручил Михаилу Щепотьеву осуществлять надзор за действиями фельдмаршала. Шереметев, представитель одного из знатнейших родов России, оказался в унизительном положении, фактически в подчинении у сержанта. Не видно никаких поощрений, отсутствуют благодарственные и просто добрые письма к нему. Может быть, виной было высокое происхождение «настоящего аристократа» Шереметева, иной душевный склад или отстранение от буйных забав царя. Даже его личная жизнь регламентировалась Петром.
Когда Шереметев захотел уйти в монастырь — видно, несладко было служить Преобразователю, — тот заставил пожилого полководца вступить в брак со своей теткой Анной Петровной Салтыковой, вдовой его дяди Льва Кирилловича Нарышкина. Не исключено, что злопамятный царь не мог простить Шереметеву, что тот был одним из первых обладателей «шведской полонянки» Марты.
Впрочем, Родион Христофорович Боур тоже числился в числе ее временных владельцев. Происходя из Померании, из семьи потомственных военных, он служил прусскому королю, затем перешел к шведам, а в 1700 году предложил свою шпагу Петру и получил в командование драгунский полк. Конница Боура разгромила корпус генерала Левенгаута под Раевкой; в Полтавском сражении он командовал кавалерией правого крыла русской армии. За отвагу Петр наградил его своим портретом, украшенным бриллиантами, и богатыми земельными владениями. Он не брезговал царскими застольями, хотя в «соборе» замечен не был. Но чужеземец Боур находился вдали от двора и от Петра и воевал до самой своей смерти в 1717 году.
Совсем другой характер — Яков Брюс. Его интересы были далеки от бесконечных попоек самодержца и его всепьянейших соратников. Астроном, навигатор, переводчик «Космотеороса» X. Гюйгенса, издатель и библиограф, он к тому же был храбрым и умелым военачальником, участвовал почти во всех военных походах Петра и находился в самом близком его окружении. Но Брюс не упивался до рвоты в застольях царя — умел пить, не пьянея, не давил голым задом куриные яйца, не кукарекал петухом — держал дистанцию и в истории остался не столько «птенцом Петровым», сколько чернокнижником, колдуном, волшебником.