Личная жизнь Петра Великого. Петр и семья Монс

Перед атакой царь снова обратился к войскам: «За отечество смерть принять весьма похвально, а страх смерти в бою — вещь, всякой хулы достойная». Затем он некоторое время ехал с Шереметевым впереди пехоты. Когда противники сошлись на расстояние орудийного выстрела, Петр остановил коня, взмахнул шпагой, благословляя войско, и сказал Шереметеву: «Господин фельдмаршал, вручаю тебе свою армию, изволь командовать и ожидать неприятеля на сем месте».

Царский поступок — не самому вести войско, а передать командование достойнейшему, обученному военному делу командиру.

Кавалерия была поручена Меншикову, командование артиллерией — Боуру.

«Фельдмаршал и генералитет просили его царское величество, чтоб в баталию не приобщаться, на что изволил сказать, чтоб о том ему более не говорили».

Петр лично повел второй батальон в атаку. В схватке одна пуля пробила шляпу царя, другая застряла в седле Лизетты.

Несколько раз судьба битвы висела на волоске. Сражение становилось неподвластным приказам командиров. Но вскоре стало очевидно, что «мы ломим, гнутся шведы». Наконец, шведская армия побежала.

Преследование шведов было остановлено по приказу Петра. Возможно, царя несколько ошеломил невиданный успех генеральной баталии. Он со шляпой в руке встречал возвращающихся воинов и благодарил их. Генералы целовались с ним. Все чувствовали опьяняющую радость победы и не стеснялись показывать свое счастье.

Петр приказал привести пленных генералов противника. Фельдмаршал Рёншельд, Маленький Принц[22], генерал-майоры Шлиппенбах, Стакельберг и Гамильтон вручили царю свои шпаги. Петр обратился к гостям с такой речью: «Вчерашнего числа брат мой король Карл просил вас в шатры мои на обед, и вы по обещанию в шатры мои прибыли, а брат мой Карл ко мне с вами не пожаловал, в чем пароля своего не сдержал. Я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал, но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, прошу вас отобедать». Петр был весел и любезен, сам разливал водку и говорил комплименты. Он возбужденно спрашивал при виде каждой новой партии пленных: «А где же брат мой король Карл?»

Шведский король в это время с горсткой сопровождающих переправлялся через Днепр, чтобы найти пристанище в землях, подвластных турецкому султану.

Понадобилось время, чтобы в Европе поверили невероятным известиям о полном разгроме шведской армии. Шведы распространяли в прозе и стихах ложные сведения о том, что произошло под Полтавой. «Слухи о том, что король разбит и перешел Днепр, совершенно ложны», — писали в одном из инспирированных шведами сообщений.

Шведские писатели единогласно утверждали, будто баталия эта была бы выиграна, если бы не досадные ошибки. Однако все офицеры были уверены в том, что главная ошибка заключалась в решении дать сражение, а еще большая — в самом этом походе через дикую страну, вопреки всем разумным советам, да еще против воинственного неприятеля, втрое сильнейшего как по числу людей, так и по находившимся в его распоряжении средствам и припасам, которых не имели шведы. Но все-таки главной причиной несчастья являлась Нарва, где Карл уверовал в собственную непобедимость.

После завершения сражения Петр написал Екатерине: «Матка, здравствуй! Объявляю вам, что всемилостивый Господь неописанную победу над неприятелем нам сего дня даровати изволил; единым словом сказать, что вся неприятельская сила на голову побита, о чем сами от нас услышите. И для поздравления приезжайте сами сюды. Питер». Да, не похоже это письмо на пылкие послания с поля боя Яна Собеского своей Марысеньке: «Моя душа, мое божество, моя вселенная!» Но бывшая служанка и этому была рада. Она примчалась, и он нашел в ее объятиях радость и отдохновение.

После Полтавы шведы еще били датчан, саксонцев, поляков, но с русскими опасались вступать в открытые сражения. Тем не менее Северная война продолжалась почти до самой смерти Петра, истощая страну…

«Карл любил опасности и сражался лишь для славы. Петр Алексеевич не бежал опасностей, но сражался лишь для выгоды. Шведский монарх был щедр по величию души, московит если и отдавал что-нибудь, то лишь по расчету собственных интересов. Один являл образец беспримерной трезвости, воздержания и природного великодушия. Другой, так и не избавившись от грубости воспитания и жестоких нравов своей страны, был столько же грозен для собственных подданных, сколь привержен к чужеземцам, — констатировал Вольтер. — И наконец, он настолько погряз во всяких излишествах, что они сократили дни его. Карл получил титул «Непобедимого», которого мог лишиться в любую минуту, но Петру Алексеевичу вся Европа уже присвоила имя «Великого», которое ни одно поражение не могло у него отнять, поскольку заслужено оно было отнюдь не победами».