Личное

— А кто сказал, что взрослость имеет хоть какое-то отношение к уму? У человека может быть IQ 145, он может быть великим математиком и при этом очень инфантильным человеком. Или, наоборот, он может быть четыре раза Форрестом Гампом и при этом достаточно зрелым, взрослым, осознанным и даже мудрым. На мой взгляд, ум — это еще одна из обманок современной цивилизации. Я бы недорого дал за изолированный интеллект. Вообще за любое изолированное качество. Человек — это структура, а не великое проявление.

— А где же найти те самые суровые испытания математику с IQ в 145 баллов в условиях современной комфортной цивилизации? Не все же могут отправиться служить в Хабаровск.

— Это на самом деле вопрос. В Израиле, например, очень большая часть армии живет в достаточно комфортных условиях. Да, каждый день мама к ребенку не приедет, но позвонить и устроить скандал из-за того, что у ее дочери сбитые ноги, может любая. И командир не положит трубку. В голову ему такое не придет. Командир скажет, что он разберется и что больше такое не повторится. Хотя, с другой стороны, могут и эту самую девочку посадить за то, что она испортила армейское имущество в виде своих ног.

Где найти испытания? Как повзрослеть? Трудно уместить ответы взрослого мужчины в категориальный аппарат трехлетнего ребенка. Сейчас я думаю о том, что бы я нынешний, 55-летний сказал самому себе 13-летнему. Если бы я был очень смелым, я бы сказал себе: «Пойди по пути перемен. Пойди по пути испытаний». Но тогда я был совсем инфантильным — где бы я взял даже мысль такую? «Пойди во Французский легион, отправься в путешествие вокруг света. Или что-нибудь попроще — выучи английский язык», — вот что я сказал бы себе. В принципе, суть-то одна: как далеко я готов заглянуть? Но сейчас это так смешно звучит и выглядит.

В последнее время я много думаю об этом. О том, что человек живет в своей системе понятий и координат и что другой его просто не способен услышать. Я живу, например, в такой системе понятий: «Если тебе не хватает денег, экономь». Это же логично, да? А есть другая система: «Если не хватает денег, потрать все, что есть, и заработай еще». Но скажи это человеку из первой системы координат! Он просто не мыслит такими категориями. Я даже боюсь сказать где-нибудь в Израиле, что, если тебя в армии бьют, в этом, может быть, есть своя логика и свой смысл. На это мои израильские друзья с раздражением ответят: «Да ты просто „совок“! То, что ты говоришь, — дикость! Человека не должны бить нигде — ни в армии, ни на улице. То, что ты высказываешь такие суждения, говорит лишь о твоей убогости и ограниченности!» И я не рискну с ними спорить. Когда я говорю это брату или дочке, они понимают, что я имею в виду. Когда я говорю это взрослым, толерантным и таким, казалось бы, зрелым людям, уважающим свои права и достоинство, это звучит для них как дикое варварство. Им не объяснить то, о чем я говорю, как не объяснить людям, которые предпочитают экономить, тот факт, что нужно зарабатывать. Очень часто категориальный аппарат, которым люди живут и который крайне полезен в определенной модели, является весьма ограничивающим рост в другой модели, словно панцирь черепахи. Они говорят: «Достоинство человека превыше всего». Они не способны без большой внутренней работы понять, что потеря достоинства здесь может быть, а может и не быть. Возможно, когда тебя бьют в армии, это вообще не про достоинство. Смирение находится в плоскости, где нет темы достоинства в принципе, где нет темы оскорбления. Невозможно оскорбить человека, находящегося в контакте с таким понятием, как смирение. Я даже боюсь говорить такие вещи в интервью, потому что звучат они очень опасно без объяснения. Девять из десяти людей в этом месте скажут: «Ага, естественно и очевидно». А вторые девять из десяти скажут: «Что за дурь?!» Причем я бы не хотел оказаться ни с первыми, ни со вторыми в ситуации действительно напряженной. Потому что когда я говорю о смирении, я не говорю о всепрощении, вседозволенности. Я не говорю подставить вторую щеку.