Личное дело

Сегодня образ России представляется мне трагическим. Как образ удивительной красоты женщины - синеокой, доброй, молодой, но с проседью в волосах. Прекрасная, исстрадавшаяся Россия. Она ждёт любви. Она хочет любить. А её насилуют, насилуют и насилуют десятилетими, столетиями. Из глупости или из корысти. В глазах её вопрос и желание: она хочет говорить. Сегодня она стремится быть понятой, как никогда раньше. Попранная, поруганная, растерянная наша Россия пытается быть услышанной. Она должна быть услышанной каждым из нас, её детей.

Слышать Родину, чувствовать свою Родину, служить ей всей жизнью - вот что нужно теперь, пока мы её не потеряли совсем.

Потеря Родины начинается с потери чувства России в самом себе. И трудно сказать, когда произойдёт всеобщее прозрение - всеобщее отрезвление, очищение душ. Но вот приезжаешь в "глубинку", видишь просветлённые лица, получаешь письма из разных мест страны - и надежда оживает.

Образ России... Как-то раздался телефонный звонок. Директор камерного хора пригласил принять участие в работе над рахманиновским циклом. Предложение было странное. Но по форме, по интонациям я понял, что отказаться не могу. Директор, и в самом деле, оказался симпатичным человеком. Мы поехали куда-то на другой конец Москвы. На метро, потом на трамвае.

Приехали. У дверей - надпись: "Общество слепых". Идём по длинному тёмному коридору. Где-то впереди - просвет. И оттуда доносится чудесное пение. Великолепная мелодия! Чистые сильные голоса!.. И пока шёл, видел передвигающихся на ощупь, по стенке, слепых людей с удивительно добрыми лицами. Они возникали из полутьмы - и пропадали в ней. Я здоровался. Они мне улыбались, не видя меня. Их зрячие души приветствовали мою...

Пение - и люди, внимающие ему, живущие гармонией. Светом звуков. Так и останется глубоко во мне это воспоминание. Чудные голоса - как ростки, прорывающие кромешную тьму. Это ли не Россия?

Сегодня вопрос о предательстве Родины решается каждым человеком внутри себя самого. Или ты идёшь до конца за Святую Русь, отстаивая её каждым жизненным шагом, - или ты предаёшь её, отрекаешься от неё своими поступками и устремлениями. Есть у нас, к счастью, люди, которые это понимают. Скоро их будет много больше...

Предательство России стало в последнее время делом прибыльным, комфортным, даже модным. А верность ей никогда не давалась так тяжело, как теперь. Верность России обрекает человека на большие испытания и трудности.

Искусство, большое искусство России, всегда боролось против такого предательства. Я думаю, многие умеют разглядеть, где правда - где неправда, отличить истинные ценности - от ложных. Но, даже видя, легче сегодня и выгодней отвернуться от правды, не замечать её. Потому что в искусственной слепоте жить теперь намного удобней и безопасней. Можно куда большего достичь, притворяясь душевнослепым. Только, притворяясь, ты становишься таковым в самом деле, рано или поздно.

Порой слушаешь какого-нибудь политика. Говорит гладко, красиво, остроумно, изящно. Но стоит вглядеться получше, вдуматься - обнаруживаешь: за этой пёстрой приглаженностью ничего нет. За ней - полная пустота. А люди духовно богатые редко появляются на экранах. Например, Валентин Распутин. И пусть он выступает порою сложно. Но мне интересно слушать его, интересно думать вместе с ним, зажигаться его убеждённостью. В нём говорят и ум, и душа народа, и сама Россия. Но экран старается не видеть того, что такие люди живут и мыслят в России - экран занимается тем, что не даёт увидеть их народу. И малый экран, и большой экран.

В кинематографе наших дней образа России почти нет. Кому-то, надо, чтобы народ жил, не видя этого образа перед собой. Не видя, не помня. Культивируется, финансируется и пропагандируется другое. Отечественный экран отчуждён и от русского художника - и от зрителя. Он, традиционно сближавший нас, теперь - разделяет. Он соткан из дешёвого чужеродного материала. Экран нацепляет на нас цветные целлулоидные очки, в которых нам не разглядеть, не увидеть, чем живёт Россия. И это не стихия, не случайность, не эпизод. Это - политика. Политика поощряемая, хорошо финансируемая.

Хоть сам я политикой не занимаюсь - и не буду, но в критический момент знаю, на чьей стороне окажусь, что и от кого буду защищать. Художнику присуще обострённо, больно чувствовать всякую несправедливость. По моему глубокому убеждению, в моменты противостояния власти - народу, художник неизменно оказывается на стороне неимущих, не имеющих выхода на экраны, на страницы газет, журналов, на стороне бессловесно страдающих, оббираемых олигархической ненасытной властью. На стороне тех, которых свобода слова лишила слова.

Я редко снимаюсь вовсе не из-за отсутствия предложений. Уже на пятой-шестой странице сценария ясно понимаешь, что тебе предлагают, куда тебя пытаются втянуть - и ради чего. Многие понимают. И, увы, не все выдерживают этот чудовищный напор суеты, воинствующей жестокой безвкусицы: жить-то надо...