Личное дело

Мысль о том, что такое может произойти, явно беспокоила Якуби. Все мои попытки рассеять эти, как мне тогда казалось, напрасные опасения успеха не имели. Это было заметно.

Я часто вспоминал потом эту нашу беседу, особенно когда в конце 1991 года Горбачев вместе с уже ельцинским режимом бросили-таки наших друзей в Кабуле…

С горечью думаю о том, что это проклятое «если» прозвучало тогда в Дели из уст Якуби каким-то зловещим пророчеством.

В начале 1992 года Якуби покончил жизнь самоубийством. Как рассказали мне уже позже, непосредственным поводом к тому послужило решение Наджибуллы, которому Якуби до конца оставался верен, покинуть Кабул. Уверен, однако, что истинные причины лежат гораздо глубже…

К весне 1986 года уже стало ясно, что попытка военного решения афганской проблемы полностью бесперспективна. Советское руководство твердо решило взять курс на постепенное сокращение нашего военного присутствия в Афганистане и на проведение более активной политики национального примирения по возможности всех, даже самых крайних противоборствующих сторон.

Это, однако, не было проявлением какой-то новой горбачевской линии, к такому выводу давно уже пришли почти все, кто отвечал за афганские дела.

В апреле 1986 года был предпринят первый шаг в этом направлении. Дело в том, что к тому времени у Бабрака Кармаля возникли серьезные разногласия с большинством членов высшего афганского руководства, которое склонялось к необходимости его ухода в отставку. Цель состояла в том, чтобы укрепить руководство, сделать его более динамичным и, самое главное, расширить социальную поддержку режима.

Уже тогда в воздухе витало имя Наджибуллы, пользовавшегося авторитетом энергичного и достаточно гибкого политика. Не менее важно было и то, что Наджибулла по национальности был пуштуном, а это тоже многих устраивало.

Афганское руководство обратилось к Горбачеву с просьбой переговорить с Кармалем и постараться убедить его добровольно уйти в отставку. Сам Кармаль в это время находился в Москве на отдыхе и лечении.

В связи с этим было решено обсудить афганский вопрос на заседании Политбюро ЦК КПСС, которое состоялось 27 апреля. Меня тоже пригласили присутствовать на этом заседании. Политбюро решило поддержать линию на активизацию политики национального примирения в Афганистане. Горбачеву поручили встретиться с Кармалем, прозондировать его отношение к дальнейшему сокращению нашего военного присутствия в Афганистане, а самое главное, убедить добровольно уйти в отставку.

Было решено также направить меня в Кабул для углубленного изучения положения в стране, бесед с афганским руководством и для последующей подготовки — совместно с руководителями других советских учреждений в Кабуле — развернутых предложений по афганской проблеме.

30 апреля Горбачев отправился в так называемую «кремлевскую» больницу в Кунцево, где на лечении по поводу обострившейся болезни печени уже довольно давно находился Кармаль. Вернулся он в крайне подавленном настроении — вопреки его непонятно откуда взявшимся радужным ожиданиям, беседа, как он выразился, «не получилась», Кармаль и слушать не захотел об отставке, а идти с ним на конфронтацию, конечно же, было нельзя.

Горбачев тут же перепоручил продолжение этой работы мне. Помимо наших давних весьма доверительных отношений с афганским лидером, сыграло роль и то обстоятельство, что он сам изъявил желание обсудить эту деликатную тему именно со мной.

1 мая 1986 года я вылетел в Кабул. Почти одновременно со мной туда прибыл и Кармаль, который после памятной беседы с Горбачевым сразу же решил прервать лечение и вернуться домой.

Я еще раз убедился в необходимости сворачивания нашего военного присутствия и активизации поиска политических путей урегулирования афганской проблемы; соответствующие рекомендации на этот счет были представлены в Политбюро ЦК КПСС.

Но наиболее напряженными и насыщенными в ходе этой поездки оказались встречи с Кармалем, которые продлились в общей сложности свыше двадцати часов. В течение первых двух недель мая мне дважды пришлось летать в Кабул, второй раз специально для того, чтобы завершить переговоры с Кармалем.

Первая беседа происходила практически в форме его (поначалу даже гневного) монолога. Зная характер собеседника, я почти не прерывал, давая ему возможность выговориться до конца. Вскоре, однако, произошел курьезный эпизод, позволивший мне несколько охладить пыл оратора.

С улицы послышался шум прибывающей толпы, до нас стали долетать отдельные выкрики и здравицы в честь вождя.

Кармаль подвел меня к окну, показал на демонстрацию кабульской молодежи, в основном школьного возраста, и театрально воскликнул: «Вот видите, как относится ко мне народ, как я могу идти против их воли?»