Личное дело опера Иванова

– Зинаида Максимовна, это вы меня не понимаете, – пропуская мимо ушей потоки брани, хладнокровно сверлил он Петрунину-старшую взглядом. – Ваш сын должен был прийти в участок по первому же вызову, а он проигнорировал уже три. Вы же знаете, что он, хотя и освободился, но срок ещё не погашен, а значит, он обязан являться на поверку по требованию участкового. Так вот, если и в этот раз не явится, последствия будут плачевными. И это касается не только его: если вы скрываете от органов место его нахождения, вам тоже достанется, имейте в виду.

В ответ снова полились потоки брани. Андрей кивнул и пошёл прочь. Ну всё, его терпение кончилось, и тётка напросилась. И хотя на данный период ему было вовсе не с руки возиться с самогонщицей местного пошиба и проверочными закупками спиртосодержащих жидкостей её производства, но в качестве дисциплинарной меры можно было и заморочиться.

А вообще, в общагу он тоже пошёл не случайно, особенно учитывая, что с утра здесь уже побывал Петров. Сейчас нужно было маячить по всем фронтам, гнать подозреваемого с насиженных мест, заставлять его дёргаться и оставлять неосторожные следы… Но катастрофически не хватало людей! Сейчас бы слежку организовать – у общаги, у оптовки, на Ткачёвском рынке, и по другим вероятным местам… Но кого ставить-то? Петрова? Или самому садиться? А на участке кто работать будет? Львович ясно дал понять, что оперативников, занятых поиском пропавших девушек и их похитителя, точно не станут дёргать из-за перепуганной почтальонки с синяком под глазом и отобранной сумкой со ста тридцатью рублями и кипой никому не нужных квитанций. Вот и получалось, что вместо того, чтобы тратить на это дело рабочее время, проще протянуть волыну и списать происшествие в архив.

И это злило Андрея больше всего. Видел, что нужно делать, знал как – а возможности такой не имел. Прав дебошир Машков – собачья служба. Только молодые энтузиасты, типа Петрова, и приживаются. Ну или те, у кого без вариантов – как сам Андрей.

Или такие, как Маруновский… Но в чём его интерес – это ещё понять надо. До этого Андрею казалось, что он просто туповат и ленив для чего-то большего, но теперь всё вдруг заиграло новыми красками. Вот так обычно и бывает: достаточно одной маленькой, с виду ничего не значащей детальки, типа сегодняшней встречи на оптовке, да плюс чуйки профессиональной – и пошёл клубочек разматываться… Аж под ложечкой свербело от предвкушения!

Вот только было одно больше НО – на поверку это всё могло оказаться не более чем паранойей на фоне глубокой личной неприязни. А это уже, считай, профнепригодность.

В таких невесёлых мыслях, голодный и порядком уставший, Андрей добрался до Магницкого. Самого пацана дома не оказалось, но, в кои-то веки, застал его отца.

– …Пытался угнать прямо на глазах у толпы, не реагировал на требования остановиться, – тайно балдея от тянущего с открытого балкона сквознячка, перечислял Андрей нарушения. – А окончательно удирая, показал средний палец. Прекрасно зная, кто я такой. Вы понимаете, о чём я, Александр Николаевич?

– Мопед какой, серебряный с разукрашенным бачком? – пропустив мимо ушей больше половины сказанного, устало зевнул Магницкий-отец. Было видно, что он совсем недавно вернулся из рейса, может, даже прилечь ещё не удалось. – Ну так он его не угнал, а просто забрал. Это его мопед, я подарил. За победу в районных соревнованиях по боксу.

– Я знаю, что его. Мне уже поступали жалобы от вашей соседки по поводу шума и выхлопных газов под окном.

– Карга старая, – скривился Магницкий. – Пацана, может, к железу тянет! Он, может, в отца, дальнобоем растёт!

– Не знаю, как на счёт дальнобоя, а вот торгашом – возможно. Человек, у которого я этот мопед изъял, утверждает, что Данила ему его продал. Что-нибудь об этом знаете?

Магницкий сонно мотнул головой. Андрей кивнул. Ещё бы он что-то знал, если жизнь его – из рейса в рейс, с короткими ночёвками дома, а пацан предоставлен сам себе. Вот и сейчас дело, конечно, было не в мопеде.

– Понимаете, Александр Николаевич, Данила идёт по наклонной. За последний год уже несколько раз оказывался в щекотливых ситуациях. И чем дальше, тем чаще и серьёзнее его шалости. И поверьте, это очень тревожный сигнал. Вам нужно срочно решать вопрос с его проживанием у матери, иначе всё может закончиться постановкой на учёт в детской комнате милиции. И это в лучшем случае, уж поверьте. А так – как бы до колонии для несовершеннолетних не дохулиганился.

– Ну не хочет он с матерью жить, я его что, заставлю? – всплеснул руками Магницкий. —Сколько раз отвозил – он в тот же день к вечеру обратно прибегает! Сто пятнадцать километров на перекладных! Значит, не мёд ему там?

– С бывшей женой говорили об этом?

– Ну говорил. А толку? Она тоже не может на него повлиять, не воспринимает он её после развода.

– А в школе как учится?

– Как все нормальные пацаны – с тройки на двойки перебивается. И что? После девятого класса пойдёт в училище, получит рабочую профессию и вперёд – в светлую жизнь! Я так же учился, и ничего, не жалуюсь теперь. Да можно подумать, вы отличником были?