Для англичан, как ни для какого другого народа, любое дело, сопряженное с приключениями, приобретает романтическую окраску. Но критики, как правило, не выказывают особой тяги к приключениям. Они, конечно, рискуют: без этого не проживешь. Хлеб наш насущный – каким бы скудным ни был паек – дается нам со щепоткой соли. Иначе нам бы опостылел тот хлеб, о котором мы молим, что не только противоестественно, но и нечестиво. Упаси нас от всякого рода нечестивости! Образец сдержанной манеры поведения, которого придерживаются некоторые критики из чувства приличия, застенчивости или, быть может, из предусмотрительности, а то и просто от скуки, побуждает их, я подозреваю, скрывать приключенческую сторону своей деятельности. И тогда критика становится не более чем «справкой», как это бывает с описанием поездки по новой стране, где все сводится к расстояниям и геологии – но нет ни блеска глаз неизвестных тварей, ни риска наводнений или случайной стычки, ни спасения в последнюю секунду, ни страданий (ну, конечно, куда же без страданий!). Страдания путешественника тщательно замалчиваются. Нет и упоминаний о цветущем дереве, в тени которого можно было бы укрыться, так что все, что мы видим, – это ловкость натренированного пера, бегущего по пустыне. Какое жалкое зрелище, какое унылое приключение! «Жизнь» – выражаясь словами бессмертного мыслителя, скорее всего, сельского происхождения, чье бренное имя не сохранилось в памяти потомков, – «жизнь прожить – не поле перейти». Так вот, роман написать – тоже дело непростое. Поверьте. Je vous donne ma parole d’honneur [19]
. Совсем непростое. Я так категоричен, потому что помню, как несколько лет назад дочь одного генерала…Случалось, внезапные откровения о мирских делах посещали отшельников в пещерах, средневековых монахов в кельях, одиноких мудрецов, ученых, реформаторов; им открывалась вся легковесность общепринятых суждений, которая ранила их души, сосредоточенные на горьком труде во имя святости, или во имя знаний, смирения, или, скажем, искусства, даже если это искусство шутовства или игры на флейте. Так вот, пришла ко мне генеральская дочь – точнее, одна из дочерей. Всего их было трое, все незамужние, в самом расцвете лет. Они владели соседским поместьем и сообща держали его на почти военном положении. Старшая дочь воевала против упадка нравов среди деревенских детей и во имя исполнения этикета ходила в лобовую атаку на их матерей. Это может показаться бессмысленным, но то была настоящая война за идею. Средняя дочь вела разведку боем по всей округе; именно она решила устроить рекогносцировку прямо на моем столе. Еще она носила стоячие воротнички.
Как-то после полудня она пришла навестить мою жену, по-соседски, эдак даже по-дружески, но с присущей ей боевой решимостью. Она вторглась в мою комнату, размахивая тростью… Но нет, не будем преувеличивать. Это не мой конек. Я же не пишу юмористические рассказы. Со всей ответственностью могу заявить только, что трость у нее была.