Личное дело соблазнительницы

— О боже мой, ну нет, конечно же!!! Что вы такое говорите?! — Она даже со скамейки подпрыгнула, невзирая на его цепкие пальцы, тут же вцепившиеся ей в запястье. — О каком шантаже речь?! Он просто… Думаю, что он хотел рассказать мне, кто именно таскал у меня из приемной бумаги.

— Это откуда такая уверенность?

— Перед тем, как нам встретиться, мы разговаривали по телефону.

— Логично! — фыркнул Вешенков, все еще скептически поглядывая в ее сторону.

— А перед тем, как говорить с ним, я долго и обстоятельно разговаривала с Натальей.

Алиса решила быть терпеливой и не обращать внимания ни на его дурное настроение, ни на скепсис Вешенкова. Пускай себе, раз ему так хочется. Но рассказать ей, видимо, придется все без утайки. Обстоятельства снова не в ее пользу.

И она рассказала ему все от начала до конца. Сначала про то, как сама начала подозревать Юру. Как дошла до этого, почему начала подозревать именно его, испугавшись настойчивого желания непременно на ней жениться. Потом перешла к разговору с Натальей, занявшей после ее ухода секретарское кресло.

Вешенков слушал Алису, не перебивая, все с той же недоверчивой миной на бледном лице. Нет, один раз он ее все же перебил, это когда она рассказывала о том, каким разгневанным вернулся Юра после допроса у начальника службы безопасности.

— Интересно, интересно!.. — воскликнул Артур Всеволодович и, не добавив ничего более, снова обратился в слух.

— Понимаете, он чего-то опасался, поэтому назначил мне встречу здесь, в людном месте, на виду у сотен пар глаз. Даже по телефону много говорить не стал, — закончила Алиса и глянула на Вешенкова с надеждой. — Как думаете, кто это его так? Юра?!

— Я-то откуда знаю! — возмутился тот, резко отодвигаясь от нее в дальний угол скамейки, и уже оттуда запричитал: — Юра! Антоша! Саша какой-то там, что крадется по коридору. Вы что-то… Что-то вы мне недоговариваете, Алиса Михална!

— Представления не имею, что именно! — совершенно искренне воскликнула она. — Я бы с радостью, но… Но не знаю, чем могу помочь вам, Артур Всеволодович! Правда!

Он верил и не верил ей. Хотя и верить особо не хотелось. Знавал он и не таких красоток, способных на совершение особо тяжких преступлений и все такое. И с радостью начал бы ее подозревать в нападении на этого хмурого особиста, что не особо был разговорчив в беседе с ним. У нее ведь и алиби-то не было на этот самый момент! Снова ведь не было, как и в случае с убийством Калинина, но…

Но четверо из десяти опрошенных утверждают, что видели высокого мужчину, убегающего с места преступления. Опознать не смогут наверняка, в чем одет был, не помнят, цвет волос и тот не разглядели, но что мужчина это был — точно.

Это ему уже по телефону сообщили ребята из прокуратуры, вызвав на место происшествия. Стоило бы поторопиться, ждут ведь, а тут снова эта Соловьева.

Неужели не врет и все дело в необузданной страстной любви их юриста Юры? Неужели и поныне подвержены люди шекспировским страстям, а?

Хотя чего сомневаться, сам час назад готов был задушить свою горячо и преданно любимую Ляльку с тещей заодно. Придушить собственноручно, не пугаясь страшного наказания и тяжелейшего из всех смертных грехов.

Это называется — допекли, суки!..

— Приказ об увольнении из твоих поганых органов где?! — взвизгнула прямо с порога супруга, тряхнув выкрашенными в непривычный черный цвет волосами.

Взвизгнула, совершенно не обращая внимания на внушительных размеров букет роз, коробку конфет и бутылку вина. Проигнорировала, твою мать! А он, между прочим, потратился. И потратился ради нее. А она…

— Чего тогда приперся, Артурчик, милый?! Чего, спрашиваю?! — елейно так пропела, а в глазах злоба лютая, как у волчицы. — Пошел отсюда и дорогу забудь на веки вечные!!!

— Забудь, забудь, — проквакала из кухни теща и тут же выдвинулась оттуда всем своим жирным рыхлым телом. — Пока не уволишься, на порог не являйся.

Он еще, идиот, чего-то пытался говорить, извиняться, мямлить, что вот закончит последнее дело — и уж тогда…

Говорил, говорил, говорил и медленно наливался ненавистью к своей жене, теперь, наверное, уже бывшей. К ее маменьке, что вдруг принялась намекать ему про каких-то Лялькиных ухажеров. И ко всему бабьему роду в целом, что портят кровь нормальным солидным мужикам вроде него.

Ненавидеть ненавидел, но в руках себя держал до последнего. Скрипел зубами, кусал губы, когда эти две овчарки принялись попеременно лаять в его сторону.

Не выдержал, когда Ляльке кто-то позвонил. Да не кто-то, чего лукавить перед самим собой! Сережа какой-то позвонил.

Тещенька трубочку-то сняла, засияла, словно медный таз, в котором она каждое лето варит жутко невкусное варенье. Ляльку подозвала и нарочно громко, чтобы зять непременно услышал, прошептала, змеюка, что это, мол, Сереженька жаждет с ней поговорить.

И тогда Вешенков взял и разбил им в прихожей зеркало. Разбил пинком и тут же ушел, не дослушав вопль проклятий, исторгнутый луженой глоткой тещи. Лялька странным образом промолчала.