Личное дело.Три дня и вся жизнь

Условились, что, если в ближайшие часы придется решать какие-либо вопросы, прибегать будем только к политическим средствам. Ни о каких силовых приемах речи не велось.

В Форос решили отправиться в 13 часов 21 августа. Условились, что полетят Бакланов, Язов, Тизяков и я. Тем же самолетом выразили желание полететь Лукьянов и Ивашко, к тому времени вышедший из больницы. Плеханов, как руководитель службы охраны, должен был лететь туда в любом случае.

По пути на Внуковский аэродром из машины я позвонил Янаеву. Сказал ему, кто в итоге отправляется в Форос, и еще раз поинтересовался, не считает ли он нужным к нам присоединиться. Он ответил, что кому-то ведь надо оставаться в Москве, а в сложившейся ситуации ему непременно надо быть здесь. Условились созвониться, он пожелал успешной поездки.

Мы оба понимали, что это, возможно, наш последний разговор по телефону. Я хорошо представлял состояние Янаева, думал о нем с уважением как о человеке, взявшем на себя в эти три августовских дня тяжелый груз ответственности. Это, бесспорно, был поступок патриота, близко к сердцу принимавшего свой долг перед страной.

Янаев был сравнительно молодым государственным деятелем высшего эшелона власти. Получил два высших образования — сельскохозяйственное и юридическое. Был на комсомольской работе. До 1980 года в течение 12 лет возглавлял Комитет молодежных организаций СССР; после этого семь лет был заместителем председателя президиума Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Именно эта работа помогла ему сформироваться как интернационалисту, стороннику дружбы между народами нашей страны и других государств мира. С 1990 года Янаев возглавлял советские профсоюзы и за короткий период профсоюзной работы успел приобрести авторитет и уважение среди трудящихся. Они сразу почувствовали в нем участливого, заботливого, неконъюнктурного человека.

Янаев решительно выступал в защиту интересов людей труда. Помню, как на заседании Президентского совета, куда Янаев был приглашен впервые как профсоюзный лидер, он вступил в спор с Горбачевым и некоторыми другими, высказав свое несогласие с политикой, ущемлявшей интересы трудящихся. Он сказал, что рассматриваемый подход к зарплате и ценообразованию противоречит интересам трудящихся, которые и без того страдают от ряда законодательных актов, принятых в самые последние годы, что нельзя испытывать терпение рабочего класса. Его выступление было горячим, острым и произвело на присутствующих большое впечатление. Свою позицию Янаеву удалось отстоять.

В декабре 1990 года на Съезде народных депутатов СССР Янаев был избран вице-президентом. Его кандидатура прошла не сразу, вопрос решился во втором туре голосования.

Настроение в зале было таково: Горбачев подобрал лично преданного ему человека и решил во что бы то ни стало протащить его на пост вице-президента, чтобы удобнее было и дальше проводить политику, с которой уже тогда значительная часть депутатского корпуса была не согласна.

Действительно, Янаев не давал повода усомниться в благожелательном отношении к Горбачеву. А последний уже раздражал депутатов, и потому они нередко принимали решения как бы в пику Горбачеву. В такой переделке оказался и Янаев.

Но он быстро разобрался в Горбачеве. И очень скоро стал выражать несогласие с его действиями, политическими шагами, причем голос его звучал все острее и острее. Он не мог безучастно смотреть, как разваливается держава, рушится социально-политический строй.

В августе 1991 года Янаев принес себя в жертву, но от принципов не отступился. Его последующее поведение, реплики, заявления на судебном заседании по тому или иному поводу убедительно показывали, что поступок в августе 1991 года был не случайным, а отражал его жизненную позицию. Янаев вступился за интересы державы, когда обстоятельства этого потребовали.

Уже после прекращения дела ГКЧП он в разговоре не раз возвращался к августовским событиям, не сожалел по поводу драматичности личной судьбы, а переживал за то, что случилось со страной.

В самолете мы больше молчали, изредка созванивались с Москвой, узнавали обстановку. Линию поведения на встрече с Горбачевым не вырабатывали. Намеревались объективно доложить обо всем и попытаться убедить Горбачева принять меры к спасению Союза. Питали слабую надежду на понимание с его стороны, однако все больше склонялись к выводу, что путь разрушения Союза он пройдет до конца, постарается воспользоваться ситуацией и сполна реализовать свои намерения.

В полете получили сообщение о вылете из Москвы в Крым спецсамолета с представителями российского руководства. На запрос, на какой аэродром должен приземлиться этот самолет, мы ответили — на любой, какой ими будет выбран: Симферополь или Бельбек, военный аэродром, находящийся в другой части Крыма, но поближе к Форосу.

По пути получили еще одно любопытное сообщение о том, что от российского руководства поступила команда сбить самолет, на котором мы направлялись в Форос, однако охотников совершить эту акцию не нашлось.