Личное удовольствие

В течение всего этого периода, когда я твердо решил, что испробую таблетку на самом себе, но продолжал колебаться в отношении времени, я дошел до того в своих новых ощущениях, что однажды вечером сказал своей жене низким голосом:

— Я люблю тебя, Мейбл.

Сказать, что она была поражена, это значит не сказать ничего. Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, в которых читалось явное недоверие.

— И что дальше? — спросила она наконец.

Однако, осознав всю мою глубокую любовь к жене, у меня все же не хватило смелости продолжить наш разговор. Видите ли, все, что со мной происходило, было очень ново для меня. У меня никогда не было привычки выражать словами мои самые сокровенные мысли и эмоции, а иногда мне казалось это даже стыдным. Я понимаю, как нелепо все это должно звучать для вас, но я рассказываю вам то, что было на самом деле.

Поэтому в ответ на ее вопрос я лишь покачал головой и отправился спать. Я видел недоверие на ее лице, и это огорчало меня.

Мне пришлось столкнуться точно с такой же реакцией со стороны сына, когда я попытался установить с ним более близкие отношения.

— Чет, — сказал я ему однажды утром, — перед тем как у тебя начнутся занятия в школе, я могу сделать перерыв в работе, и мы с тобой сможем провести день вместе. Что ты на это скажешь?

Сын странно посмотрел на меня.

— Не знаю, — ответил он с сомнением, — у меня полно дел, которые я запланировал. Боюсь, что я буду ужасно занят.

Мне пришлось проглотить все это, понимая, что в основе того, что происходит между мною, моей женой и моим сыном, лежит моя вина. Я не мог осуждать их, мое новое поведение, конечно, должно было вызвать у них подозрение. Они слишком привыкли к моей холодности, к моему безразличию. И все эти неловкие попытки продемонстрировать мою любовь казались очень непростыми для меня и неискренними для них. Я с тревогой даже начал думать: а смогу ли я когда-либо убедить их, что я пытаюсь измениться, что я пытаюсь исправиться?

Я колебался и наконец решил поделиться своими тревогами с Марлен Тодд, рассказать ей о том, что происходит, и попросить у нее совет. Но она должна была поверить мне, что я в самом деле хочу убедить жену и сына в моей любви и что мне требуется взаимная любовь.

Однако для этого мне надо было рассказать Марлен, что я делал в своей лаборатории вплоть до того момента, когда решил испытать тестостероновую таблетку на самом себе. И о том, что могло бы случиться, все дальнейшие последствия, а также о том, что я хочу стать понимающим и любящим мужем и отцом. Все то, что я называю гуманностью.

Но, конечно, я не мог сказать Марлен ничего о ЖАВ-проекте. Прежде всего потому, что я поклялся хранить молчание, и потом, если бы я рассказал ей все, я знал наперед, какова была бы ее реакция. Марлен была бы в ужасе и вряд ли смогла бы примириться с мыслью, что я создал продукт, суть которого заключается в том, чтобы усиливать агрессивность и ярость в сегодняшнем мире.

Поэтому я заперся в своей лаборатории и, перекидывая эти чертовы белые таблетки из руки в руку, думал, как они могут повлиять на мою жизнь. Будут ли они для меня добром либо станут злом? Этого я сказать не мог.

Но я знал, что скоро это выясню.

45 Марлен Тодд

У меня всегда были очень теплые, близкие отношения с моей дочерью. Я была благодарна ей за это и гордилась, что она воспринимала меня больше, как свою хорошую подругу, нежели как мать. Она доверяла мне, советовалась со мной и, казалось, в самом деле интересовалась моей работой.

Но недавно я заметила своего рода таинственность, которая появилась в ее поведении. Она не была такой же открытой, как всегда, и стала проводить очень много времени с Четом Бэрроу.

— Таня, — сказала я ей, — у тебя так много друзей, но ты почему-то с ними совсем не виделась этим летом.

— Ну, во-первых, это потому, что многие из них уехали, — ответила она, — в том числе и с родителями. Глория Петерс отдыхает в теннисном лагере, а Марша Гилжирт лежит в больнице. Ей вырезают гланды. Так что не так уж и много кого осталось, с кем бы я могла играть.

— В таком случае, держу пари, ты рада, что скоро снова пойдешь в школу и увидишь своих подруг.

Она ничего не ответила на это, и я прекратила разговор. Я хотела намекнуть, что она проводит слишком много времени с Четом Бэрроу, но если она была одинока, а он предлагал ей свою компанию, то мне показалось жестоким критиковать их.

Теперь я понимаю, что должна была быть более внимательной к перепадам ее настроения и к ее желаниям, неважно, чем они были вызваны. Но, признаюсь вам честно, в тот момент я настолько была увлечена своей работой, что, конечно, пренебрегала обязанностями матери. Поэтому в том, что произошло, есть и моя вина.

Разработка „Объятий" стала продвигаться даже быстрее, чем я могла надеяться. Возможно, из-за моих личных отношений с Германом. Я решила создать запах, который понравился бы мужчинам, — одеколон или лосьон после бритья. Это было достаточно простой задачей — подобрать компоненты ароматов, такие, как, например, цитрусовые, сосна и дикая мята.