Личность и Эрос

Однако отношение как экстатическое самопревосхождение есть бытийная возможность, а не необходимость, существующая как данность. Это значит, что природа может оказаться бессильной преодолеть саму себя в личном отношении. Существует возможность ограничения, отчуждения или "падения" человека в бытийных границах природной индивидуальности. Бессилие личного отношения означает не отсутствие вообще какой бы то ни было связи с пред–метным миром, а утрату эк–статического характера этого отношения — того характера, который выявляет личностную инаковость и делает возможным эротическое участие и общение. Утрачивая экстатичность, отношение ограничивается рассудочным обозначением пред–метных сущностей; существование отождествляется с мыслью, бытие - с мышлением. Интеллектуальная способность, или энергия, природы уже не различает и не различается в событии отношения как личностная инаковость; она объективируется как общая и безличная естественная способность, которая подчиняется объективной полезности и служит самодостаточности индивида. Человеческое существование перестает концентрировать в себе универсальный способ бытия, личностную единовидность Бытия. Оно переживает падение в бытийных границах природной индивидуальности, становится некоей онтической монадой, просто наделенной индивидуальным самосознанием и рациональным мышлением. И то, и другое опредмечивается в условных отношениях, навязываемых совместным существованием людей и общеупотребительным языком.

Итак, мы говорим о падении личности, чтобы определить ее отчуждение в более или менее недифференцированной индивидуальности, в мышлении и самосознании психологического "я". Это падение отвечает онтическому определению существования в так называемой "классической" метафизике — метафизике Аристотеля, как она была истолкована схоластической и постсхоластической традицией Запада. Иными словами, это падение отвечает онтической заданности существования предпосылками такой онтологии, которая исходит из рассудочно–абстрактного понимания Бытия, из полагания Бытия как мыслимого общего, из причинной связи сущего и Бытия. При этом игнорируется вопрос о различении Бытия и сущего, сущности и энергий. Рассудочное полагание Бытия всегда связано с Бытием сущего, то есть с природой сущего, с пониманием сущего как общего, с отождествлением существования с общей сущностью. Следовательно, в рамках "классической" метафизики как Бытие, так и существование остаются категориями физики, то есть условно опредмеченными определениями. "Физика, — пишет Хайдеггер, — определяет с самого начала сущность и историю метафизики. Также и в учении о Бытии как actus purus (Фома Аквинский), как абсолютном понятии (Гегель), как вечном возвращении одной и той же воли к власти (Ницше) метафизика остается безоговорочно физикой"^[662].

Как уже было сказано, Хайдеггер, отправляясь от данных феноменологии, отрицал рассудочное понимание Бытия как природы вообще, но не сумел преодолеть онтического понимания существования. Мы "познаем" Бытие посредством мышления и речи как способ бытия существующего, то есть как потаенность и не–потаенность, проявление и самосокрытие. Однако проявление сущих доступно для нас только в отстоянии (апостазе) онтической индивидуальности. В конечном счете онтологические формулировки Хайдеггера с предельной ясностью показали, что онтическое понимание феноменов, пусть даже при условии преодоления физического понимания Бытия, неизбежно ведет к нигилистической онтологии, к тому, что возможность Бытия приравнивается к возможности не–бытия, Ничто^[663]. Явленный пред–мет, как замкнутая в своем простом тождестве сущностность есть то, что есть, и ничто другое^[664]. Явленность феноменов "обозначает" предметную онтическую индивидуальность. Она предполагает утверждение: это, и ничто другое, — соотнося таким образом существование с потенциальной возможностью как явления, так и Ничто. Сущее является, потому что оно не есть Ничто. Значит, способ, каким бытийствует сущее, предполагает как проявление, так и ничтожение. Ничто есть возможность Бытия, равновероятная явленности феноменов.