Личность и Эрос

Можно показать, что не–потаенность сущего не исчерпывается временным проявлением, что не–потаенность — не онтическая категория, но выход из потаенности, действие казания себя. Однако наряду с тем, что этот выход, это казание себя понимается как время, а время принимается в качестве предпосылки явленности феноменов, сами феномены могут быть схвачены исключительно как онтические индивидуальности, и только так могут быть отличены от не–проявленности. Сколько бы феноменология ни акцентировала потаенность, или Ничто, как другую сторону явленности феноменов, онтическая индивидуальность последних остается непоколебимой. Даже если переход от отсутствия к присутствию, отсечение одного от другого интерпретировать исключительно как временнýю явленность, этот переход не перестает определять пред–меты в апостазе индивидуальности. Индивидуальность же исчерпывает только одну сторону проблемы сущности, оставляя вторую в состоянии нерешенности, в некоем произвольном тождестве с потаенностью, или с Ничто, — другими словами, оставляя пробел в сердцевине онтологии. Хайдеггер сознавал этот пробел. Известно, что в книге "Sein und Zeit" ("Бытие и время") он ограничился истолкованием человеческого бытия, представляющего собой единственную возможность понимания времени, то есть способа, каким бытийствует то, что есть. Однако Хайдеггер пообещал создать и вторую часть собственно онтологии (Zeit und Sein — "Время и бытие"), где проблемой должно было стать не бытиечеловека, а Бытие как таковое. Онтологии, интерпретирующей Бытие как Бытие. Но эта вторая часть так и не была никогда написана.

§4. ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИОРИТЕТ ЛИЧНОГО ОТНОШЕНИЯ ПЕРЕД СИЛЛОГИСТИЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТЬЮ

Термин "лицо", "личность" (πρόσωπον) был введен в поле онтологической проблематики в IV в. христианскими богословами греческого Востока, точнее — Григорием Нисским (ум. 394 г.)^[14]. Церковные писатели первых столетий христианства пытались выразить церковный опыт истины о Троичном Боге, то есть определить способ божественного Бытия, как он открывается в истории, и отделить эту истину от ее еретических искажений (ереси ариан, савеллиан, евномиан, аполлинаристов). Для этого они пытались истолковать термины неоплатонической онтологии^[15]  — "οὐσία" и "ὑπόστασις" — применительно к божественной Сущности и трем божественным Ипостасям. Требовалось показать различие трех Ипостасей, "своеобразие" каждой из них, не упраздняя при этом единства Одного Божества, "единосущности" Ипостасей.

Однако вплоть до эпохи Каппадокийских отцов (Василия Великого, ум. 379, Григория Назианзина, ум. 390, и Григория Нисского) оба термина, "οὐσία" и "ὑπόστασις", не имели однозначного толкования, а потому часто смешивались или отождествлялись друг с другом^[16]. Характерно, что даже Первый Вселенский Собор под термином "ὁμοούσιος" подразумевал "одну сущность и ипостась". Каппадокийцы первыми провели точное различение терминов "ὑπόστασις" и "οὐσία", истолковав их на основе аристотелевского различения "первой" и "второй" сущностей^[17]. Термин "ипостась" наполняется содержанием аристотелевского понятия "первой сущности" и становится у Григория Нисского синонимом "Лица". Лицо, или ипостась, отличается от сущности, или природы, уникальностью и неповторимостью свойств. Ипостась — это "своеобразие", инаковость. Она определяется как "стечение свойств каждого сущего, его своеобразный признак"^[18], как "понятие, которое посредством явленных признаков представляет общее и неописуемое, заключенное в некоторой вещи"^[19]. Сущность же есть универсалия, вид, общность признаков. "Сущность не дробится в некую инаковость природы"^[20]  — "умеющие исследовать такие вопросы показали, что в сущности невозможно помыслить никакого различия, если некто любящий ее и обнажающий от созерцаемых при ней качеств и свойств будет испытывать ее саму по себе, в соответствии с принципом бытия"^[21].

О том, как дальше развивались оба термина и как они толковались позднейшими отцами, будет сказано ниже. Сейчас нас главным образом интересует первичное введение термина "лицо, личность" в сферу онтологии, его изначальное определение как "особого отличительного признака каждого существа": "невыразимость" личности, ее абсолютная инаковость. Именно эта абсолютная инаковость, как бытийное отличие от сущности, составляет то онтологическое содержание, которое вложила в термин "лицо" греческая патристика. Мы постигаем сущность как универсалию, вид, как общность признаков. Но что касается Бога и человека, здесь сущность существует только в "лицах", а лицо, личность есть абсолютная инаковость по отношению к общим признакам сущности. Лицо отличается от сущности, или природы, "своеобразием" и неповторимостью того способа, каким воплощаются общие бытийные признаки сущности. Иначе говоря, оно отличается от всего, что может быть понято как " вообще сущее", общность признаков, общий вид.