Личность

Не стреляйте в детей.
Никогда. Ни в каких.
Проносите их сквозь огонь и гул,
прикрывая глаза им и уши,
закрывая их маленькие сердца,
охраняя их маленький мозг,
пусть они не знают, что можно быть убийцей.

Я держал мою дочь на руках,
пятерых поляков видала она в минуту расстрела.
Моей дочери я сказал:
ничего, это треснула балка,
это гром прогремел, не плачь,
но, напуганная шумом,
она не знала, что это смерть.

Я тебя охраню от познания зла.
Вынесу из любого огня.
Скоро начнется потоп.
Мы для праведных строим ковчег.
Если я сохраню тебя,
я в него попаду.

без даты

Против Потурецкого

(из книги Т. Кромера «Моя правда о ППР»)

(…) тот, в гражданском, посмотрел на меня почти с сочувствием, ему показалось, что я наконец признал, что он прав. Предложил даже сигарету.

— Так, значит, вы признаете, что речь шла о «союзе не на сегодня и не на ближайшее завтра», то есть, по нашему отсчету времени, именно о послевоенном периоде, о сегодняшнем дне. Хорошо. Вы должны согласиться также, что в воззвании содержалось прямое одобрение нападения на Советский Союз пли, как вы выражались, на Советы.

Я начал протестовать, но мне трудно было из этого выбраться, так как аргументы тяжелого калибра сочетались с абсолютно вздорными, как, например, это название СССР, до войны все, включая коммунистов, пользовались названием «Советы», и оно не имело отрицательного оттенка или звучания. Кроме того, я, как уже упоминалось, никогда не интересовался политическими теориями, в довершение ко всему я не понимал, в чем, собственно, дело, почему откопали наш существовавший до создания Польской рабочей партии «Союз», и Потурецкого, и всю нашу историю, но до меня дошло, что последнее обвинение звучало весьма серьезно: одобрение гитлеровского нападения на СССР!

— Не так это было, мы только предвидели, что столкновение должно произойти, что это неизбежная историческая закономерность. Слово «одобрение» сюда не подходит.

Он усмехнулся, уж очень жалким было мое объяснение, я предполагал, что он не замедлит упомянуть о теории двух врагов, будто бы мы рассматривали гитлеровскую Германию и Советский Союз как двух одинаковых врагов Польши и поэтому «радовались». Именно так получалось.

— СССР подвергся внезапному нападению, то есть Советский Союз не хотел, не хотел этой войны, а вы хотели. Почему? И если вы этого хотели, а в этом нет никаких сомнений, то, как люди активные, к тому же состоящие в организации, должны были действовать в этом направлении, чтобы дело дошло до этой войны. Логично? Логично. Рассуждая логически и дальше — вы помогали немцам, то есть стороне, которая этого х о т е л а. Так ведь? И я вам подскажу почему. Вы были троцкистами.

— Ошибаетесь, — пытался возражать я, — взгляды Потурецкого менялись, это действительно так, но, во-первых, он всегда считал Советский Союз нашей надеждой, надеждой всего мира, и с самого начала связывал с этой войной надежду на общеевропейскую революцию, во-вторых, уже в 1941 году он придерживался взглядов почти идентичных с программой ППР, которая, как я знаю, обязательна и сегодня.

— Вот, вот. От троцкизма до национализма, этот путь в истории слишком хорошо известен, и вы тоже на него вступили.

Я чувствовал себя обложенным со всех сторон, в рассуждениях этого человека действительно присутствовала логика, своеобразная, но все-таки логика.

— Я не знаю, в чем дело. Потурецкие героически погибли, из бывшего руководства мало кто выжил, но ведь есть люди, есть документы, можно проверить. Живы товарищ Ян Добрый, Петр Манька и другие.

Ян Добрый, находившийся тогда в зените славы, показал, судя по тому, что мне прочитали, правду, но только теперь, на Раковецкой, правда эта прозвучала грозно. Допрашивающий перечислял: создание псевдокоммунистической организации некоммунистами (он имел в виду Потурецких), без каких-либо директив из «центра», протаскивание программы, включающей пункты от европейской революции до единого в буржуазном понимании народного фронта.