P. S. Благодарю за деньги.
P. P. S. Есть ли у тебя известия о «Молоте» — «Ковальском», то есть Рыдзеле. Жив ли он и где? Мы с ним в одно время сидели в тюрьме. И еще кое-что я припомнил. Эта девушка из австрийской семьи, Доом, в 1946 году в Варшаве был процесс, ее обвиняли в измене родине или вообще в измене, но, насколько я помню, из-за отсутствия доказательств она была освобождена. Уверяю, что процесс был справедливым.
Сын!
Ты подозреваешь, что я знаю о «Союзе польской революции» и Потурецком больше, чем хочу тебе открыть?! Ошибаешься. Нескольких человек я знаю по послевоенному периоду, который тебя не интересует. Итак, с Зембой я познакомился в 1946 году, он был прокурором, о Кромере слышал много как о физике, говорили, что он был необыкновенно талантлив, диплом он получил после войны, но докторскую диссертацию написал во время оккупации. Доброго я, конечно, знал лично и, должен признаться, очень его полюбил. Познакомился я и с Владиславом Ценой, но в самом конце войны. Он тогда возглавлял отряд охраны полевого аэродрома, с которого мы отправляли в Москву наших товарищей. Если только это один и тот же человек, то после войны он был в армии у генерала Сташевского и ушел вместе с ним. О «Союзе» Потурецкого ни один из них мне ничего не говорил, а то, что я знаю, известно мне по пересказам более позднего периода. Поэтому не обвиняй меня несправедливо. Я думаю, это вызвано тем раздражением, которое испытываешь ты, готовя эту работу, но я предупреждал тебя. Так что это твоя вина.
Гетто
Сначала лагерь-гетто немцы устроили в Замке, откуда ежедневно по утрам евреев гнали на строительство аэродрома и дороги. Несколько тысяч семей согнали на небольшое пространство, огороженное стенами Замка, жили они в полуразрушенных комнатах, в руинах башен, в подземных крепостных коридорах и на открытых бастионах. Позже внутри Замка начали строить нечто вроде огромных конюшен-бараков, где работали городские ремесленники, плотники, каменщики и столяры, из числа тех, кто не подлежал обязательным работам на аэродроме. В городе знали, что в Замке нет ни воды, ни канализации, в результате освобождения многих квартир в самом городе значительно улучшились жилищные условия, что притупило чувство сострадания и сочувствия к узникам гетто.
Потурецкий решил своими глазами увидеть, что делается в Замке, и поразмыслить над тем, как можно помочь согнанным туда людям, ибо то, что им надо помочь, для него не вызывало сомнения, и никто из тех, с кем он на эту тему разговаривал, не осмеливался возражать, хотя дело было довольно трудным. Так случилось, что мой родственник, плотник, ходил со своими людьми на работы в Замок. Я с ним договорился, чтобы он взял нас, пообещав, что мы будем работать. Он не спрашивал, зачем мы туда идем, считал наверняка, что у нас там есть какие-нибудь дела, потому что были и такие, которые пытались торговать с заключенными.