Читаем Личность полностью

Неужели все в конечном итоге сводится к существованию? Кто-то иной гибнет, умирает, уходит, а мы живем, существуем всегда, поскольку «всегда» означает время нашего существования, за границами которого уже пустота. Мы существуем, и все, что служит нашему существованию, — оно доброе и благословенное. Как редко мы ощущаем радость существования, которая подобна радости двух молодых людей, лежащих в высокой, некошеной траве, обнаженных, прикрываемых изредка тенью птиц и самолетов. (…)

<p>Триумф</p>

(Тадеуш Кромер, «Моя правда о ПЕР»)

Это было после смерти моего сына в гетто на территории Замка, в августе 1941 года. Вызволить его из-за колючей проволоки не удалось, ни во время первой попытки организовать побег, ни позднее. Как раз в это время Потурецкий привез из занятого немцами Львова недостающие части для рации. Я смонтировал ее, но пользы от нее не было никакой: мы не знали, что и кому передавать. Аппарат спрятали на чердаке у одного из товарищей, там он был в безопасности. Важнее, конечно, был прием, а не передача. Ежедневно мы прослушивали радиопередачи, а затем обсуждали новости на собраниях. С тех пор как Потурецкие вернулись из деревни, у них не было своего приемника. Члены руководства запретили Потурецким держать у себя на квартире какие-либо материалы, принадлежавшие организации, а также радиоприемник. Их квартира должна была быть «чистой», но мы располагали тремя другими приемниками и всегда были в курсе всех событий в мире. Вацлав на основании немецких, английских и советских военных сводок наносил обстановку на большую школьную карту. Мы никак не могли понять его настроение: чем дальше на восток передвигались флажки, которые Ванда смастерила из шпилек и цветной бумаги, тем больший он испытывал подъем. Гитлеровское наступление, по его убеждению, отнюдь не означало триумфа рейха, наоборот — его гибель. И в день, когда началась война с СССР, он все повторял, что оправдались его прогнозы, фактом стало то, что он считал исторической неизбежностью, все происходившее подтверждало его предсказания. Во всяком случае, в конце 1941 года он верил, что отступление Красной Армии было тщательно продуманным тактическим маневром. Англо-советское соглашение, договор, подписанный Сикорским[13] и Сталиным, провозглашение Атлантической хартии, создание польской армии в СССР — все это были для него очередные звенья, подтверждавшие исходный тезис. Я, да, впрочем, и не только я, оценивал положение куда более трезво, я не считал абсурдным предположение, что Гитлер может выиграть и эту войну, но не мог решиться высказать свои мысли в присутствии Вацлава, потому что как-то раз я поделился с ним кое-какими сомнениями, так он едва не набросился на меня с кулаками, обзывая реакционером и малодушным буржуем. Для него Красная Армия всегда была Великой Освободительницей. Так он и назвал ее в своем стихотворении, которое стало нашим гимном, после того как Ванда переложила его на музыку. Стихотворение вообще-то было довольно слабое, но настроение автора в нем отражено точно.

<p>Песня</p>

(магнитозапись. в исполнении)

Небо играетогнем и бурей,земля пирует,прея в крови.Возьми винтовкуиз люльки леса,как только партияскажет: бери.Через войны идет Великая,идет с пурпурным гербом восстанияОсвободительница ОгнеликаяКрасная Армия.Готовь оружие,сердце и волю.Звезда восстаниязажжется, верь.Мы в мирном миребратьями будем,но ныне врагтвой получит смерть.Через войны идет Великая…<p>Вновь к оружию</p>

(отрывок из романа Владислава Цены)

Нас было четырнадцать. Поодиночке мы уходили в гурницкие леса, каждый под вымышленным именем и каждый с оружием. Уходили, не зная, что нас там ждет. Лето уже кончалось, но дни стояли погожие, теплые, желтела листва, кое-где уже тронутая багрянцем, на скошенных полях стрекотали кузнечики. Я шел в лес как на прогулку, и если бы мне кто-нибудь сказал тогда, что эта «прогулка» продлится до 1946 года, я посчитал бы его сумасшедшим. Я шел как на прогулку, с чувством облегчения покидая Гурийки, надеясь, что, пройдя несколько километров, окажусь на свободе, вдали от всех горестей оккупации. Напевая под нос солдатские песенки, я был переполнен счастьем и гордостью, ведь именно мне доверили боевой отряд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература