Личность

Войцех Добрый совсем не походил на брата. Низкий, плечистый, с большой лысой головой и старческим лицом, он выглядел лет на шестьдесят. На нем была старая железнодорожная форма и пальто, через плечо свешивалась холстяная торба с фляжкой. Он сидел у раскаленной докрасна печурки, а когда мы вошли, сорвался с места, отодвинулся в тень и только после того, как брат представил нас, подошел ближе и протянул руку. Затем он торопливо заговорил, выбрасывая из себя предложение за предложением настолько спешно, как будто бы должен был сейчас же куда-то бежать, взгляд его был насторожен, он оглядывался по сторонам, все время застегивая и расстегивая пуговицы на пальто. Он мне не понравился. Непроизвольно я каждый раз поглядывал в ту сторону, что и он, а руку держал в кармане на рукоятке пистолета, положив палец на предохранитель. За рассказом Войцеха я мог не следить, в нем не было ничего такого важного, просто он рассказывал о своей поездке из Варшавы, о каком-то обыске в поезде, как была удивлена его мать и как он был удивлен, когда услышал от брата, что у нас есть партия. При этом он весело расхохотался, не знаю, что его так развеселило. То, что мы создали партию? Внезапно он посерьезнел, принялся скручивать цигарку с такой сосредоточенностью, будто это было целью его приезда. Закурив и глубоко затянувшись, он произнес изменившимся голосом, теплым и тихим, что в Варшаве образовалась новая партия Польская рабочая партия — ППР, что в нее вливаются различные левые группы и организации, что польские коммунисты в СССР и здесь в стране пришли к убеждению, что следует в срочном порядке объединить все демократические силы Польши и незамедлительно начать повсеместную борьбу с оккупантами. Он рассказал нам о программе ППР, думаю, сейчас нет нужды на ней останавливаться, сказал, что от брата он знает, кто мы, и, поскольку во многих пунктах мы сходимся, он не видит препятствий к вступлению нашего «Союза» в состав Польской рабочей партии. То бледнея, то краснея Потурецкий робко попросил, чтобы он еще раз прочитал воззвание ППР, только помедленнее и выразительней. Войцех спросил его:

— Вы ведь учитель, правда? Вы должны знать, что здесь написано. Должен сказать, что это временная программа.

— И компромиссная к тому же, — сказал я, удивленный общим настроем этой программы, я был обескуражен тем, что она так далека от прежней программы КПП и очень уж какая-то «национальная». И еще я добавил, что, по моему мнению, у социалистов программа лучше.

— А это, видимо, означает, — как бы объясняя самому себе, заговорил Потурецкий, когда Войцех закончил вторичную читку, — это, видимо, означает, что вы создаете не коммунистическую партию, а что-то вроде крайне левой националистической организации, это, видимо, означает, что Коминтерн отказывается от классовой борьбы и революции, от диктатуры пролетариата. Не понимаю, быть может, объясните.

На всякий случай я снял пистолет с предохранителя. Я в достаточной степени разобрался, что Войцех Добрый предлагает нам совершенно неприемлемую программу, возможно даже поддельное воззвание какой-то несуществующей партии. Краем уха я прислушивался: вот-вот раздастся сигнал опасности от наших ребят из охраны, и уже жалел, что мы пришли сюда. Однако я надеялся, что Потурецкий разоблачит Войцеха Доброго, ведь он лучше меня знал теорию и историю коммунистического движения.

Доброго нисколько не удивила наша настороженность, он сказал, что в разговорах с другими группами также было много недоразумений, и начал еще раз с момента возникновения при Коминтерне группы польских коммунистов, подготовки программы будущей партии и будущей Польши.