Стимулирование формирования депрессивной организации психики может быть связано с блокированием переживания детьми чувства скорби. Если родители руководствуются в воспитании его отрицанием, считая это чувство опасным для ребенка, и создают впечатление, что ничего не произошло, например, в случаях смерти близких людей, в случаях развода, покидания, естественное чувство скорби репрессируется в бессознательное и превращается в убежденность, что что-то не в порядке с самой/самим собой. Дети начинают считать, что скорбь является проявлением эгоизма, что она травмирует родителей. В результате развивается чувство вины при всяком проявлении скорби, возникает чувство ненависти к себе за выражение этой эмоции.
Развитие у детей депрессивной основы и динамики бывает непосредственно связано с депрессией у кого-то из родителей. Этот фактор особенно значим в младенческом возрасте. Если у матери имеет место серьезная депрессия, постоянно существует реальная опасность формирования чувства, а затем и убеждения в том, что она объясняется реакцией матери на поведение ребенка, что его желания и потребности не приемлемы для нее, и поэтому заставляют ее страдать. Подобная динамика происходит на фоне влияния депрессивной позиции и является «гомономной» по отношению к ней, что делает депрессивное развитие прогредиентным и малообратимым. В дальнейшем содержание самообвинений расширяется. Лица с ДЛР, например, обвиняют себя в эгоизме, нечуткости, тщеславии, зависти, жадности и др. Они убеждены, что все плохое, случающееся с ними, заслужено ими. Лица с ДЛР в качестве компенсации своего негативного мнения о себе часто помогают другим, «уходят с головой» в гуманитарную активность. Н. Маквильямс [9] обнаружила эти особенности у психотерапевтов с депрессивной динамикой.
В заключение следует подчеркнуть, что психотерапия пациентов/пациенток с ДЛР имеет определенную специфику. Их чувства, эмоциональные реакции и переживания способны вызывать у находящегося в эмоциональном контакте с ними психотерапевта интенсивный контрперенос с эмоциями безнадежности и отчаяния. Некоторые из пациентов/пациенток эмпатизируют состояние терапевта, его/ее депрессивные чувства и возлагают на себя вину за их возникновение. У части этих лиц возникает страх покидания, который усиливается, если во время следующей встречи психотерапевт ведет себя сдержанно, дистантно. К. Марода (К. Maroda) [8] считает, что в таких случаях нужно принимать во внимание, с одной стороны, возможность возникновения риска отчуждения, когда терапевт настолько дистанцируется от клиентов/клиенток, что перестает чувствовать их депрессию; а с другой — факт того, что слишком сильное сближение с интенсивным эмоциональным контрпереносом в дальнейшем также неизбежно приведет к другой форме дистанцирования с отрицательными последствиями для терапии. Объяснение содержания (раскрытие) контрпереноса необходимо для того, чтобы пациент/пациентка убедились в способности психотерапевта справляться с сильными эмоциями без какого-либо вреда для себя, что, таким образом, предупреждает возникновение чувства вины за состояние терапевта.
Если снижение настроения терапевта не связано с контрпереносом, но, тем не менее, воспринимается пациентом/пациенткой, этого не следует скрывать. В ответ, например, на вопрос «вы сегодня не в настроении?», можно ответить: «Да, вы правы, я действительно кое-чем обеспокоен, но к вам это не имеет никакого отношения». Пациенты нуждаются в подтверждении, что работа с ними не вызывает неприятных чувств у специалиста. В другом варианте, если сниженное или раздраженное состояние терапевта все же вызвано состоянием/поведением пациентки/пациента, и терапевта спрашивают об этом, К. Марода [8, с. 146] приводит несколько возможных моделей комментария:
1. Действительно, мои чувства были задеты, когда вы обвинили меня в некомпетентности как специалиста во время предыдущей встречи, но я не думаю, что это имеет отношение к моим чувствам сегодня. Снижение моего настроения вызвано личными проблемами, а не вашим поведением.
2. Все в порядке. Меня не обидели ваши высказывания. Я знаю, что вы были в состоянии напряжения, потому что хотите изменить свой жизненный стереотип, а это дается вам нелегко. Мое сниженное настроение не связано с вами. Не беспокойтесь.
3. Вы правы, я действительно чувствую себя неважно в связи со вчерашней встречей. Но дело не только в этом. Вы уже не первый раз «наезжаете» на меня в последние две недели, обвиняя меня в непрофессионализме. Я до сих пор не понимаю, что происходит, и почему у вас возникают такие чувства. Эти затруднения в нашем контакте приведут, в конце концов, к пониманию причины и помогут мне разобраться в ситуации.
Последний вариант наиболее труден и используется очень редко. Все вышеперечисленные модели способны вызвать реакции как облегчения, удовлетворения, так и гнева и разочарования. В идеале изложенные сценарии должны удовлетворять обе стороны, увеличивать возможности инсайта, устранять препятствия, мешающие эффективной терапии.