Личные мотивы

– А твои политические игрища? Ты все еще занимаешься этой ерундой или уже наконец бросил?

– Мама, политика – это не ерунда, это очень серьезная и важная вещь, – терпеливо ответил Крамарев. – Ты же нормальный современный человек, ты читаешь газеты, смотришь телевизор, как же ты можешь этого не понимать?

– Максим, у тебя и так есть все, чтобы быть счастливым. Власть никогда и никого до добра не доводила, поверь мне. Это все влияние отца. Я потому и ушла от него, что очень уж он власти хотел и все рвался карьеру делать любыми путями, даже некрасивыми и неправедными. Он все уши мне прожужжал про свои интриги на работе, под всех прогибался, все искал, чью бы еще задницу вылизать, чтобы продвинуться хотя бы на миллиметр наверх. Вот и тебя он заразил своими идеями, а ведь это все пустое, Максим. В этом нет смысла.

– В этом есть огромный смысл, – убежденно ответил Максим. – Просто ты не понимаешь…

– Я все отлично понимаю, – перебила его мать. – Я понимаю, что ты в свои сорок два года попал под влияние далеко не лучшего представителя мужского населения. Ты взрослый человек, у тебя должно быть собственное мнение и собственное понимание жизни, и оно у тебя было, пока не появился твой отец. А теперь в его руках ты превратился в маленького несмышленыша, которым он крутит как хочет. Неужели ты сам не видишь, что ты просто орудие в его руках? Он сам не смог добиться власти, так теперь хочет реализоваться в тебе. Я никогда не понимала и не одобряла родителей, которые пытаются заставить своих детей пройти тот путь, который они не смогли пройти сами. Виталий всегда был мелочным и пустым человеком и остался им, а ты пляшешь под его дудку.

Максиму неприятно было все это выслушивать, и если сначала он решил промолчать, то к концу тирады Зои Петровны не выдержал и сорвался.

– Ну конечно, первый муж у тебя пустой и мелочный, зато твой второй муж Севочка куда как лучше, – зло проговорил он. – Бросил тебя больную, после инсульта, и не поморщился, новую семью завел. Это, по-твоему, куда более достойно, чем пытаться сделать карьеру теми способами, которые были приняты в советское время.

Зоя Петровна долго молчала, комкая ладонью здоровой правой руки чистый лист бумаги.

– Я все ждала, когда же ты заговоришь об этом, много лет ждала. Ты молчал, и это позволило мне надеяться на то, что ты все понимаешь, и понимаешь правильно. Оказалось, что я ошибалась, ты глуп, как малое дитя, и ничего не понял. Ну что ж, придется тебе объяснить. Когда я заболела, я сама попросила Всеволода уйти.

– Почему? Тебе нужна была поддержка – и моральная, и физическая. Я тогда только-только школу окончил, в институт готовился, от меня помощи никакой не было. Почему же ты его выгнала?

– Не выгнала, а отпустила, – поправила его мать. – Сева был еще совсем молодым мужчиной, он должен был иметь нормальную семью, жену, детей, а я для роли жены и матери уже не годилась. Я не хотела камнем висеть на шее мужа, поэтому и попросила его уйти. Мне так было легче. Я сама настояла на том, чтобы он ушел. Я настояла, хотя Сева долго сопротивлялся, он хотел поступить порядочно и остаться рядом со мной. Но я-то понимала, что настоящей любви между нами уже не будет, я буду постоянно чувствовать себя виноватой в том, что он не живет полноценной жизнью, и в конце концов возненавижу его за это непрерывное чувство вины. А уж за что он мог бы возненавидеть меня – и так понятно. Зачем двум нормальным, вменяемым и хорошо друг к другу относящимся людям жить в обстановке взаимной ненависти?

– Само собой, – сердито бросил Максим, – уж лучше остаться вообще без помощи и поддержки.

– Я не осталась, – голос Зои Петровны, казалось, стал чуть мягче, хотя из-за дефекта речи Максим не был в этом полностью уверен. – Сева помогал мне все эти годы. Он постоянно приходил и до сих пор приходит, он и материальную поддержку мне оказывал, когда было трудно, и с продуктами помогал, когда из магазинов все исчезло. И тебя, между прочим, в институт устроил тоже он, и с работой он тебе на первых порах помог. А ты, наверное, думал, что это ты сам такой ловкий и удалый?

Максим молчал. О том, что его поступление в институт было не полностью его собственной заслугой, он слышал впервые. Да, он получил на вступительных экзаменах две четверки и две пятерки, это в сумме было ровно на один балл меньше, чем требовалось, но ведь у него были блестящие характеристики и спортивные достижения, и он был уверен, что именно эти два обстоятельства решили дело. Оказывается, его зачислили вовсе не поэтому…

– Зато мне было легче при мысли, что я никому не в тягость, – продолжала мать. – Я ведь и тебе не была в тягость, во всяком случае, я старалась, и в этом немалая заслуга именно Севы, который брал на себя большинство проблем и забот, связанных со мной. Я хотела, чтобы ты нормально учился в институте, чтобы тебя ничто не отвлекало от получения образования и чтобы ты спокойно начал свою трудовую деятельность и делал карьеру так, как это принято у порядочных людей, а не так, как это понимал твой отец. Я хотела тебе добра.