Личные мотивы

– Ничего нового я тебе не скажу, – произнесла она, когда Настя закончила. – Ты сама все уже сформулировала. Как автор большого количества книг, могу только заметить, что первая книга и не первая книга – это принципиальная разница. А единственная книга – тем более.

– Разница в чем?

– В степени болезненности проблемы. Когда автор написал много книг и ему нужно написать еще одну, он примерно прикидывает, про что он еще не написал, и из всего обилия не охваченных им тем выбирает ту, которая ему более или менее интересна в этот момент. Или если не интересна, то хотя бы наименее противна. А в твоем случае человек вообще не автор, не писатель, а ученый-химик, к тому же, как ты утверждаешь, вполне успешный. И если он задумывается о том, что хотел бы написать книгу на определенную тему, это означает только одно: эта тема его гложет день и ночь, дышать не дает, занимает все его мысли.

– И что получается? – спросила Настя, которую охватило волнение, то самое привычное волнение, которое она частенько испытывала, когда работала на Петровке.

Оно всегда появлялось, когда рядом брезжила неожиданная догадка.

– Получается то, что ты и подумала, – усмехнулась Татьяна. – Либо такая ситуация случилась с его близким другом или родственником и не дает ему покоя, либо он не настолько успешен, как ты думаешь. Либо…

– Либо он вообще не тот, за кого себя выдает, – закончила Настя. – Таня, ты рано вышла в отставку. Тебе бы еще работать и работать.

– Могу себе представить, что получилось бы из Гришки, если бы я его до сих пор оставляла наедине с книгами, – рассмеялась Татьяна. – Я хотя бы в последние несколько лет занимаюсь ребенком, а так вообще рос бы как сорная трава.

При этих словах Гриша поднял голову от книги и с упреком посмотрел на мать.

– Я все слышу, между прочим.

И со вздохом добавил:

– Если бы я решил написать книгу, я бы написал про то, что взрослые не просто нас не понимают, они не хотят нас понимать, потому что думают, что мы примитивные. А это порочное заблуждение.

Настя подавила рвущийся наружу смех и подумала, что словарный запас у мальчика, которому только через пару месяцев исполнится тринадцать, достаточно богат.

* * *

В понедельник утром в кабинет Владислава Стасова зашел Доценко с пластиковым файлом в руке.

– Влад, можешь меня резать на куски, но я уже из-под себя выпрыгнул в поисках этого Гашина и ничего больше сделать не могу, – заявил Михаил, положив файл перед своим шефом. – Я перерыл весь Интернет, залез во все базы, какие только смог вскрыть, но нашел одного-единственного Гашина Славомира Ильича, более или менее подходящего по возрасту.

Стасов ободряюще посмотрел на него.

– Ну так отлично! Если он единственный, то, значит, это он и есть. А адрес его нашел?

– Если бы… Короче, тот Гашин, которого мне удалось найти, никакой не ученый и не химик, а театральный критик и драматург из Перми. Так что я сильно подозреваю, что он все-таки не тот.

– Фотография есть? – спросил Стасов.

– Там, в файле, можешь посмотреть.

Стасов вытащил несколько распечатанных страниц, мельком просмотрел их, хмыкнул и уткнулся глазами в фотографию.

– Хорош, подлец, – заметил он. – Красавчик. Пожалуй, Евтеева могла в такого влюбиться без памяти. А ну-ка я сейчас ей позвоню и попрошу приехать взглянуть на фотографию.

Он позвонил Валентине, которая согласилась немедленно приехать. Через два часа она вошла в его кабинет, бледная и напряженная.

– Откуда у вас его фотография? – спросила она прямо с порога, даже не поздоровавшись. – С ним случилось несчастье? Он умер? Погиб?

– Боже мой, Валентина Дмитриевна, с чего такие страшные мысли? – бросился успокаивать ее Стасов. – Почему непременно несчастье? Почему сразу «погиб»?

– Я всю дорогу думала, откуда у вас фотография, и решила, что из уголовного дела, потому что Славомир… потому что его больше нет. Откуда еще ей взяться? – дрожащим голосом пояснила Евтеева.

– Да все совсем не так, – улыбнулся Стасов. – Нет никакого уголовного дела. А есть человек по имени Славомир Ильич Гашин, но мы с Михаилом не знаем, это тот, кого вы разыскиваете, или просто однофамилец. Поэтому мы хотим предъявить вам фотографию. Вот, посмотрите.

Владислав протянул ей листок с распечатанной фотографией, и лицо Валентины моментально вспыхнуло.

– Да, это он. Вы его нашли? Вы знаете, где он сейчас?

Стасов развел руками:

– К сожалению, пока нет. Но если это он, то мы его найдем, я вам обещаю.

– Когда?

Теперь голос Евтеевой больше не дрожал, и в нем появились требовательные начальственные нотки.

– Как сможем. Но мы будем очень стараться.

Когда Валентина ушла, Стасов вызвал к себе Доценко.

– Она его опознала, – сообщил он. – Ну и какие выводы мы можем сделать? Наш ученый оказался театральным деятелем. Это как?

– Ну, то, что он представился жутко секретным ученым, – это вполне объяснимо, – сказал Доценко. – Хотел выглядеть в глазах Валентины и Ольги поинтереснее.

– А что, драматург и театральный критик нынче не котируется? – недоверчиво спросил Стасов. – По-моему, очень даже престижный вид деятельности, творческий, интересный.