Личные мотивы

– Видите ли, Женя занялся бизнесом сразу же, как только это стало возможным, то есть больше двадцати лет назад, а в те времена бизнес был, сами понимаете, грязным. Мите очень не нравилось, что его сын в этой грязи болтается и говорит только о деньгах. Митя сердился, раздражался, даже кричал на Женьку, был момент – велел ему на порог не являться. Не разговаривал с ним тогда почти год. Потом как-то все успокоилось, Шурочка очень переживала, и Митя пошел на попятный, но так до конца и не смирился с тем, что его сын – богатый человек. Митя считал это неприличным. Женька много раз просил отца переехать к нему, он это предлагал, еще когда жива была Шурочка, и потом, после ее смерти, тоже уговаривал, но Митя категорически отказывался. Женя даже хотел построить отцу отдельный дом, если уж отец не хочет жить с ним и его семьей, но Митя и от этого отказывался и говорил, что в квартире ему отлично живется.

– Он еще знаете что Жене говорил? – раздался голос Раисы Соломоновны, и Настя страшно удивилась: оказывается, она так увлеклась разговором, что не услышала ни шума подъехавшей к дому машины, ни звука открывшейся двери, ни шагов хозяйки. – Мне почему-то запомнилось. Зачем, говорит, ты лезешь в эту грязь, если можешь позволить себе роскошь жить в душевной чистоте? Многие жизнь бы отдали за такую возможность, у тебя она есть, а ты ею пренебрегаешь. Жизнь тебя за это накажет. Я тогда очень удивилась, когда услышала.

– Да-да, точно, – подхватил Яков Наумович, – я тоже сейчас вспомнил, он неоднократно говорил это Женьке, и мне говорил, когда о сыне разговор заходил. Странная фраза, правда?

Это уж точно. Настя сделала подробную запись в блокноте. Неужели у доктора Евтеева совесть была нечиста? Надо бы разузнать поподробнее.

Она попросила Фридманов очертить круг знакомых Дмитрия Васильевича. Они тут же повторили слова Николая Степановича и Галины, дескать, тесно Евтеев общался только с Бессоновыми, Симонянами и с ними, Фридманами.

– Ну а второй круг, не такой близкий? Просто знакомые, которых Евтеев мог чем-то обидеть, разозлить, вызвать ненависть к себе.

– Ой, да обидеть Митя мог кого угодно, – тут же откликнулась Раиса Соломоновна, – очень уж он был на язык несдержан, особенно у себя на работе, в больнице. Нас-то он не обижал никогда, просто удивительно было слышать, когда Гера Симонян рассказывал, какой Митя у себя в отделении бывает. Прямо как будто два разных человека. В больнице-то у него, почитай, необиженных и не было. Но не убивать же из-за этого! Тем более что Митя три последних года не работал, болел, дома лежал.

– А про родителей тех детей, чье лечение не было успешным, ничего не слышали? – спросил Чистяков. – Может, Дмитрий Васильевич что-нибудь рассказывал или тот же Симонян? Например, что кто-то ходит с жалобами, написал заявление в прокуратуру и что-то в этом роде. Может, кто-то угрожал ему, обещал отомстить?

Настя кинула на мужа благодарный взгляд. Если уж они всюду ходят вместе, то надо делать вид, что они оба работают в частном сыске, а то получится, что она собирает информацию, а мужик при ней без дела болтается.

– Да вы бы у Галки Симонян лучше спросили, уж если кто и знает, так она, у Геры от нее секретов не было, – посоветовал Яков Наумович.

– Мы спрашивали, – вздохнула Настя.

– И что она вам сказала?

– Что у любого врача есть неудачи, но если врач хороший, то к этим неудачам все относятся как к судьбе, никому и в голову не приходит мстить за них.

– Ну вот, – констатировала Раиса, – Галка лучше знает. Нам тут и добавить нечего. Во всяком случае, при нас ни Митя, ни Гера ничего такого не рассказывали. О неудачах говорили, конечно, делились с нами, да и между собой обсуждали, горевали, все думали, как можно было бы сделать, что еще можно было бы предпринять, чтобы избежать фатального конца. Но чтобы кто-то угрожал – нет, об этом разговоров не было.

– Ну что ж, спасибо.

Настя поднялась, вслед за ней встал со своего места Алексей, но Фридман протестующе замахал руками.

– Куда?! Куда это вы собрались? А фирменные Раечкины баклажаны с грецкими орехами и чесноком? Вам нужно только немножечко подождать – и все будет готово! Нет, я вас не отпускаю, даже слышать ничего не хочу. Это будет непростительной ошибкой, если вы уйдете от нас и не попробуете Раечкины баклажаны.

Настя с мужем принялись отнекиваться, стараясь быть предельно вежливыми, но их старания успехом не увенчались.

– Вы таких баклажанов никогда и нигде не покушаете, только в нашем доме, – увещевал их Фридман. – Вы, наверное, в общепите кушаете?

Пришлось признаться, что так оно и есть. Конечно, а где же еще им питаться?

– Как – где?! – возмущенно воскликнул Яков Наумович. – Вы же у Коли живете, у него такие повара! У него же самые лучшие во всем городе повара, лучше его поваров только моя Раечка! Зачем вы ходите в какой-то общепит, когда вы живете у Коли! Короче, ничего не хочу слушать, сейчас мы пойдем с вами в сад, я вам покажу, что у нас там растет и цветет, а потом мы сядем за стол и будем кушать. И никак иначе быть не может.