Личные мотивы. Том 1

– Ишь ты! Целых двадцать пять лет в уголовном розыске? Это тебе, Валечка, не кот начхал. Это знаешь какой опыт? Ты еще скажи спасибо своему Стасову, что он тебе такого сотрудника выделил, а не пацана какого-нибудь только-только с институтской скамьи, который и преступника-то живого в глаза не видал. Нет, ты не права, деточка, Стасов сделал правильный выбор. И вообще, с каких это пор пятидесятилетние женщины стали считаться старухами? Тут ты дважды не права, даже трижды. Пятьдесят лет – это отличный возраст. Сил еще много, опыта уже много. Если кто и разберется с твоим делом, то только такая, как эта Каменская. Ты говоришь, у нее стрижка хорошая?

– Очень.

– Тем более. Это значит, что она следит за собой.

– И что?

– А то, – с улыбкой пояснила Нина Сергеевна, – что у нее не пропал интерес к жизни и много энергии, чтобы по этой жизни двигаться. Ах, деточка, какая ты все-таки еще молоденькая! Ты небось думаешь, что все самое главное в твоей жизни уже позади, потому что тебе тридцать пять, а я тебе скажу, что ты еще дитя несмышленое. Вот запомни: когда тебе тридцать пять, то все самое главное еще впереди, причем далеко впереди. Вот после пятидесяти как раз все только и начнется. Чем еще тебя не устроила Каменская, кроме того, что она, как ты считаешь, старая? Строгая? Сухая? Улыбается мало?

– Она относится к моему делу предвзято, – обиженно проговорила Валентина. – Она вообще не собирается искать случайного преступника, она считает, что папу убить мог кто-то из его близких вплоть до моего брата или папиных друзей. Вы представляете? Если она будет искать в этом направлении, то вообще никогда преступника не найдет, я только зря деньги потрачу.

Нина Сергеевна вздохнула, достала чашку с орхидеями, насыпала в нее растворимого кофе и налила кипятку.

– Нина Сергеевна! – воскликнула Валентина. – Вам же нельзя! Вы же только утром…

– Введешь ты меня в грех, Валечка, своими рассуждениями. Тебя послушать – так не только кофе, водку впору пить. Придется нарушить.

Она сделала большой глоток и зажмурилась от наслаждения.

– Ох, до чего ж я кофе люблю! Целыми днями пила бы.

– Что ж вы растворимый-то пьете? Если уж так любите, так варите настоящий, из зерен, – сказала Валентина, которая мучилась над этим вопросом с самого первого дня, но как-то стеснялась его озвучить.

– Что ты, деточка! – рассмеялась Нина Сергеевна. – Настоящий намного вкуснее. Если я буду его варить, то вообще остановиться не смогу, так и буду пить по десять чашек в день. А с растворимым мне все-таки удается удержаться на двух. Так вернемся к твоей Каменской. Почему тебе не нравится, что она спрашивала о брате и друзьях твоего отца?

– Потому что я их знаю, они не могли… Они все честные и порядочные люди. А она…

– А она их не знает, – подхватила Нина Сергеевна. – Она их в глаза не видела. И вполне естественно, что она включила их в круг подозреваемых.

– Но я ведь сказала ей, что они хорошие, порядочные! Почему она мне не поверила?

– А почему она должна тебе верить? – невозмутимо отозвалась Нина Сергеевна. – Кто ты такая для нее, чтобы она верила каждому твоему слову?

– Я – заказчик, – заявила Валентина, не очень, правда, уверенно.

Логика Нины Сергеевны вдруг стала ей понятна, и Валентине сделалось неловко. Какая же она дура! А Нина Сергеевна права. И Каменская, выходит, тоже права.

– Ты – никто. Ты пришла с улицы, она тебя видит впервые в жизни. Почему она должна полагаться на твое знание людей? У тебя что, диплом профессионального человековеда? Ты гениально разбираешься в людях и видишь их насквозь? Думаю, нет. И даже если бы это было так, Каменская этого знать не может. Пойми, Валечка, она не предвзята, она просто очень профессиональна и объективна, она не идет на поводу ни у кого, она не увлекается ни одной из версий, пока у нее нет достаточно информации. Она очень независима и самостоятельна, и эту особенность ее мышления ты должна была бы оценить. А ты не оценила.

Одним словом, Нине Сергеевне удалось прочистить Валентине мозги и поставить их на место, и уже через час Валентина Евтеева изменила мнение о Каменской. Теперь Анастасия Павловна нравилась ей своей основательностью, серьезностью и вдумчивостью, и Валентина вполне искренне считала, что ее дело в надежных руках. Ей даже стало немного совестно за то, что она поначалу отнеслась к Каменской так негативно, и уж совсем стыдно Валентине было за то, что она при Нине Сергеевне назвала пятидесятилетнюю женщину старухой. Самой-то Нине Сергеевне еще больше…

На все эти воспоминания она и отвлекалась, болтая с новым знакомым и обсуждая эклектичность застройки коттеджного поселка, в котором он жил. Разговор шел об архитектуре, и Валентина, в этой материи почти совсем не разбиравшаяся, в основном молчала, поражаясь тому, как много знает Славомир Ильич и как тонко чувствует. Время пролетело незаметно, и Славомир Ильич засобирался домой.

– Работа стоит, – с ласковой улыбкой глядя на Валентину, пояснил он. – Надо возвращаться. Надеюсь, мы с вами еще встретимся.

– И я тоже надеюсь, – искренне ответила Валентина.