– Я понимаю тебя, детка. Я сама когда-то ушла от Виталия Андреевича по той же самой причине. Как странно повторяется история… Мне казалось, что я сумела воспитать хорошего сына, а оказалось, что из него выросла копия его отца. Копия настолько похожая, что он даже жену себе выбрал такую же, какую в свое время выбрал Виталий. Жену, которая не смогла и не захотела терпеть борьбу за политическую карьеру. Смешно! Остается надеяться на то, что и во всем остальном они окажутся похожими.
– Что вы имеете в виду? – насторожилась Катерина. – В чем еще они должны оказаться похожими?
– В отношении к детям. Виталий безропотно отдал мне Максима, не претендовал на общение с ним и на участие в воспитании. Он вообще сыном не интересовался. Надеюсь, Максим не затеет судебную тяжбу с тобой по поводу прав на Алинку, станет просто платить алименты и оставит вас в покое. Не хочется, чтобы девочку травмировали судами и дрязгами между родителями, у нее и так сейчас трудный возраст.
Разговор, которого так боялась Катя, оказался коротким и на удивление легким. Она была благодарна свекрови за поддержку и понимание, и даже предстоящие трудности с поисками работы и жилья уже не казались такими уж непреодолимыми. До вечера Зоя Петровна работала, потом к ней пришел какой-то редактор, с которым она просидела над текстом часа полтора. Катерина около девяти часов собралась ехать за Алиной, позвонила, но оказалось, что дочь с подружкой отправилась в кино, после чего отец подружки обещал девочек встретить и отвезти Алину к бабушке. Так что ехать никуда не пришлось.
– Детка, я хочу кое-что тебе сказать, – Зоя Петровна сняла очки и отодвинула стул от стола, устраиваясь поудобнее. – Сядь и послушай меня.
Сердце у Катерины упало. Вот оно, продолжение разговора, который показался ей таким легким. И это продолжение не будет ни легким, ни приятным.
– Неделю назад у меня был Максим. Да, ровно неделю назад, как раз в прошлый понедельник. Мы с ним поговорили. Плохо поговорили. И плохо расстались.
– Вы поссорились? – испугалась Катя.
Максим ничего не говорил ни о том, что навещал мать, ни тем более о том, что у них конфликт. И это еще больше утвердило ее в мысли, что она поступает правильно. Они с мужем стали совсем чужими, если уж даже о визите к матери он ей не рассказал. А зачем чужим и далеким друг от друга людям жить вместе?
– Нет, мы не ссорились, но разговор был тяжелым, – спокойно ответила Зоя Петровна. – Во всяком случае, для меня. И после него я много думала. Вот что я тебе хочу сказать, Катерина: будь помягче с Алинкой.
– Да разве я… – начала было Катя, но свекровь не дослушала ее.
– Не перебивай меня. Я знаю, ты воспитываешь девочку в строгости и послушании, прививаешь ей трудолюбие, стараешься дать хорошее образование. Я тоже воспитывала Максима именно так, никаких послаблений не давала, не приласкала лишний раз, не похвалила, только требовала и требовала. Мне казалось, что так правильно. А теперь я поняла… Не все и не сразу, но мне кажется, что хотя бы частично поняла. Последней каплей в этом понимании были твои слова сегодня о том, что к нему приезжали какие-то люди, и он с ними и с тем ученым, который у вас жил, проводил какие-то непонятные совещания. Каждой девочке, Катюша, необходимо побыть принцессой, а каждому мальчику – полководцем. Это заложено генетически, и с этим ничего нельзя сделать. Если девочка не побыла принцессой в детстве, она захочет побыть ею, когда вырастет, и это порой принимает такие уродливые формы, что хоть стой – хоть падай. Тебе, наверное, приходилось встречать на улицах женщин, причем не только молодых, одетых ярко, нарядно и совершенно неуместно. Таких живых кукол. Ведь приходилось?
Катерина задумалась и кивнула. Да, действительно, такие попадаются, и не так уж редко. Ярко накрашенные, а порой и откровенно размалеванные, с дурацкими бантами в волосах, с неумеренным количеством блесток и пайеток на одежде, в пышных юбках. Честно признаться, она всегда считала таких женщин немного сумасшедшими, особенно если им было прилично за тридцать.